Скупщик бросается на пол и подползает к ОИ:

— Нет, хозяин, нет... Отдел — это вся моя жизнь.

Он целует руку ОИ, запихивая его пальцы себе в рот (ОИ должен почувствовать его беззубые десны) и сетуя, что потерял зубы «на шлушбе».

— Прошу вас, хозяин. Я буду подтирать вам задницу, буду стирать ваши грязные презервативы, буду чистить вам ботинки жиром своего носа...

— Право же, это крайне неприятно! У вас что, совсем нет чувства гордости? Должен сказать, что все это просто отвратительно. Точнее, в вас есть нечто... э-э... гнилое, да и пахнете вы как куча компоста. — Он прижимает к лицу надушенный платок. — Я вынужден просить вас немедленно покинуть кабинет.

— Я все сделаю, хозяин, все. — Его опустошенное зеленое лицо раскалывается на части жуткой улыбкой. — Я еще молод, хозяин, и очень силен, когда распаляюсь.

ОИ срыгивает в платок и слабой рукой указывает на дверь. Скупщик встает, мечтательно глядя на ОИ. Его тело начинает наклоняться, как прутик лозоходца. Он весь струится вперед...

— Нет! Нет! — кричит ОИ.

«Хлюп... хлюп, хлюп». — Часом позже Скупщика находят отключившимся в кресле ОИ. Сам ОИ бесследно исчез.

Судья: «Все указывает на то, что вы каким-то необъяснимым образом... э-э... ассимилировали Окружного Инспектора. К сожалению, доказательств нет. Я бы рекомендовал заключить вас в тюрьму, вернее, поместить в какое-нибудь учреждение, но не знаю места, подходящего для человека вашего калибра. Сам того не желая, я вынужден вас освободить».

— Такого надо держать в аквариуме, — говорит охранник.

Скупщик наводит ужас на всю отрасль. Исчезают наркоты и агенты. Точно летучая мышь-вампир, он испускает наркотическое зловоние, влажный туман, который обезболивает его жертвы и делает их беспомощными в его всеохватывающем присутствии. А добившись своего, он, словно обожравшийся удав, на несколько дней исчезает из виду. Наконец его застали за перевариванием дежурного офицера из отдела наркотиков и уничтожили огнеметом — следственная комиссия решила, что подобные меры оправданны, поскольку Скупщик лишился всех человеческих прав и обязанностей, а значит, превратился в существо, не принадлежащее ни к одному биологическому виду и представляющее собой угрозу для наркотической отрасли на всех уровнях.

В Мексике весь фокус в том, чтобы отыскать местного джанки с рецептом от властей, по которому каждый месяц получают определенное количество. Нашим Человеком был Старый Айк, большую часть жизни проведший в Штатах.

— Ездил я с Айрин Келли, развеселая была бабенка. В Жоппе, штат Монтания, у нее от коки бред начался, вот она и давай носиться по гостинице и орать, что за ней гонятся китайские легавые с большими мясными ножами. В Чикаго я знавал одного легавого, так тот обычно нюхал коку в виде кристалликов, голубых таких кристалликов. Так вот, одурел он, значит, как-то раз и как заорет, что его преследуют федералы, а потом бежит в переулок и сует голову в урну. Я и говорю: «С чего это ты?» — а он мне: «Убирайся, а не то пристрелю. Я запрятался лучше некуда».

Тем временем мы получаем по рецепту немного кокаина. Коли его в вену, сынок. Ты чувствуешь его запах, когда он входит, чистоту и прохладу в носу и в горле, потом наплыв чистого наслаждения прямо в мозгу, включающем свои кокаиновые связи. Твоя голова дробится на части белыми вспышками взрывов. Через десять минут ты захочешь уколоться еще разок... В поисках новой дозы ты обойдешь весь город. Но если не сумеешь раздобыть кокаина, ты поешь, ляжешь спать и забудешь о нем.