Би достала словарь, и, конечно, в очередной раз увеличила мой словарный запас.
— Хочешь, еще сыграем? — предложила я.
— Нет, я снова выиграю.
— Рада, что ты улыбаешься.
Она кивнула.
— Эвелин не понравилось бы, если бы я по-прежнему хандрила. Так и слышу ее голос: «Бога ради, вылезай из постели, одевайся и прекрати себя жалеть!»
— Ага, это на нее похоже.
Би сняла очки для чтения и открыла ящик журнального столика.
— Да, пока не забыла. Смотри, что у меня для тебя есть. От Эвелин.
— Как это? Она передала тебе что-то для меня?
Би покачала головой.
— Сегодня утром я заходила к ней домой. Ее родственники разбирают вещи и нашли вот это.
Тетя вручила мне плотный коричневый конверт размером пять на семь сантиметров. Заклеенный скотчем и адресованный на мое имя. Я озадаченно посмотрела на Би.
— Что там?
— Не знаю, детка. Может, распечатаешь? — пожала плечами Би.
Она вышла в коридор и, закрыв за собой дверь, удалилась в свою комнату.
В конверте лежала фотография. Черно-белое изображение, почти одинаковое с тем, что висело в доме моего детства, — Би в окружении друзей на пляжном одеяле. Только этот снимок явно сделали через несколько секунд после того, такого знакомого. Женщина, которая сидела рядом с Би и шептала ей что-то на ухо, теперь глядела прямо в камеру. Можно было во всех подробностях рассмотреть ее лицо, улыбку, красивые пронзительные глаза. Я сразу поняла, что это та самая женщина с портретов в домах Генри и Эвелин. К фотографии прилагалась прикрепленная скрепкой записка:
«Дорогая Эмили,
я подумала, что ты обрадуешься фотографии Эстер.
С любовью,
Эвелин».
Я глубоко вздохнула и зажмурилась, потом пошла к себе. Так и знала, что это она! Я хотела было положить конверт, но вдруг поняла: там еще что-то есть. Залезла внутрь и обнаружила тоненькую цепочку с золотой морской звездой. Кулон Эстер! Я вытащила его, и у меня меня екнуло сердце.
«После того дня никто из нас не упоминал о гадалке — ни я, ни Роуз, ни тем более Фрэнсис. Но я вняла совету и записала свою историю от слова до слова.
На некоторое время все как будто наладилось. Бобби выздоравливал, у меня притупилось чувство вины, и если я была не в силах разлюбить Эллиота, то по крайней мере могла заставить себя о нем не думать. Похоже, Фрэнсис тоже старалась его забыть. Она даже предложила мне пожить у нее, если вдруг я решусь уйти от Бобби, но я отказалась. Жизнь вошла в привычную колею, — до той ночи, когда все изменилось.
Бобби не предупредил, что ждет отца О’Рейли, и когда я открыла дверь, у меня вспотели ладони. Во время нашей последней беседы он выслушал мою исповедь и велел рассказать мужу об измене, но у меня не хватило решимости.
— Здравствуйте, миссис Литлтон, — сухо поздоровался священник. — Я пришел к вашему мужу.
Хотя больше всего на свете мне хотелось сказать, чтобы он убирался прочь, пришлось впустить его в дом. Я дрожала от страха при мысли, что он может наговорить Бобби, когда окажется с ним наедине.
— Отец О’Рейли! — воскликнул Бобби с дивана. — Очень рад!
Бобби объяснил, что священник пообещал молиться за него и благословить на скорое выздоровление.