– Ты документы на куртизанку Машу из госпиталя вытребовал? Юлик, не спи! О чем задумался?

– Стребовал, – Брют действительно будто очнулся ото сна, – и уже в камине сжег от греха. Чего ты вообще в этот госпиталь поехала? Не могла извернуться? Там же тайных было много, надо было с ними уходить. Я же тебя еле разыскал.

– Мне было интересно. – Женщина пожала плечами и перекинула на спину каскад иссиня-черных блестящих волос. – С людьми пообщалась, с господином Мамаевым дружбу свела. Еды смешной попробовала. Юлик, почему у тебя не подают… кашу? Это вкусно.

– Что-то любопытное разузнала?

– Ничего. – Сикера прошлась по комнате, тронула безделушки на каминной полке. – С рыжим париком была дурацкая идея.

– Семушка любит рыжих.

– Не всех, как видишь.

– Просто фитюлька его раньше успела. Я же сослепу и не признал, что это не ты, а какая-то другая девушка в нумера явилась.

– Его фитюлька, как ты изволил выразиться, на самом деле – тонкая штучка. Я слышала, как и что она говорит, можно сказать, я ее в деле видела.

Брют фыркнул.

– Что такое? – Сикера подняла голову.

– Ты могла эту Сашеньку Петухову к праотцам за долю секунды отправить, а вместо этого сидела в уборной и «смотрела в деле» на Еву Попович?

– Да? Ну пришиби я эту истеричку, как бы ты Еськова подсидел? Кому бы мы лавры раскрытия преступления отдать смогли? А так – чародейский сыск справился, тайный сыск арестантку принял, все шито-крыто. И, кстати, она не Ева, Попович твоя. Она Геля. Ее еще третий, здоровый такой, Гелюшка все называет.

– Зорин, – опознал канцлер описание. – Кстати, тоже сильный маг, да и мужчина хоть куда.

– Нет, Юлик, мы, нави, коней на переправе не меняем. Я выбрала Семена, и мне нужен именно он. Знаешь, пора тебе меня из тени вывести. Когда там у нас навское посольство уезжает?

– В следующем месяце.

– Ну, значит, в следующем месяце появится в Мокошь-граде богатая вдовушка, салон у себя заведет, начнет в свет выходить.

– Документы я для тебя подготовлю.

– Потом должно какое-то страшное преступление приключиться, чтоб чародейский сыск его в работу взял. Только бескровное, на фоне убийств романтические чувства плохо расцветают. О, придумала! У меня похитят некий старинный амулет, а Крестовский должен будет его разыскать.

Сикера засобиралась уходить, бормоча под нос, планируя новое развлечение.

– Погоди, – остановил ее Брют. – Я слышал в Сенате сегодня, из-за падения Еськова Шаляпин в силу входит.

– Не бери в голову, – отмахнулась женщина. – Шаляпин больной насквозь, лекаря про то не знают, но рак у него в груди сидит, внутренности клешнями режет, полгода ему осталось, да и то последние пару месяцев не до Сената ему будет, уж поверь.

Сикера покинула комнату, а успокоенный канцлер лег на постель и предался размышлениям. Как только его змеюка очарует Крестовского, чародейский приказ можно расформировывать, тайного и разбойного для поддержания порядка в столице вполне достаточно. Приказных он по разным ведомствам разошлет, а Гелю Попович – к себе, в тайный, или вообще в личные помощники. Каждый день будет на ее рыжие кудри любоваться. У Юлия Францевича даже под ложечкой засосало от предвкушения. За свою долгую и вполне почтенную жизнь господин канцлер влюблялся раз несколько… несколько десятков. Но запоздалая его неожиданная, какая-то осенняя страсть к рыжеволосому коллежскому… ах нет – надворному советнику подстерегла внезапно. В чине ее повышу, хотя куда уж выше, жалованье побольше предложу. С рук есть будет, она же служака, по всему видно – жадна до чинов.