– Ты окошко свое магическое здесь оставила, чтоб со мной посплетничать?

Ляля пожала костлявыми плечами:

– Надеялась, чардеи Эльдарушку спасать прибегут. Ты же пустышка, не видишь, какими хитрыми магическими ловушками тут все оборудовано. Явись сюда Зорин, или Крестовский, или оба вместе, мертвы бы уже были, это тебе – с гуся вода. А дохлые чардеи, Попович, самые вкусные, если их правильно приготовить. Сначала яд впрыснуть нужно, потом подождать, пока забухтит…

Эх, зря я себе в дорогу пожевать брала. Все съеденное неумолимо запросилось наружу.

– Да уж, не повезло тебе со мной.

– Мне с тобой больше не повезло, Попович, чем ты думаешь. У меня все уже слажено было: Мамаева я собиралась в обличье шансонетки заманить, Зорину представиться деревенской барышней, поповской дочкой, а Крестовскому – роковой женщиной с тайной в прошлом. Семушка-то у нас именно таких любит, роковых. Эх, было бы время, я б тебе столько про его приключения рассказать могла….

– Не интересует. Где Эльдар Давидович?

– Здесь, – Ляля развела руками. – Жив и относительно здоров.

Я хотела спросить про Палюлю, но потом передумала. Неклюд – это именно та косвенная улика, на которую опирается Крестовский. Это козырь, который разыгрывать надо с осторожностью. Ляля явно тянет время. Чего она ждет? Может, подельника? Может, она еще не знает, что он мертв?

– А вот меня интересует: ты когда поняла, что великая волшебница? Когда силу в себе ощутила?

– Не скажу.

– Почему?

– Потому что ты, Попович, персонаж ушлый, словечко к словечку сплетешь, выводы начнешь строить. А оно мне не надобно.

Голова Ольги Петровны дернулась, черты пошли рябью.

– Ушлая букашечка, – сказала она голосом Мамаева ртом Мамаева и подмигнула Мамаевским же глазом.

Я похолодела:

– А еще кого можешь?

Мамаев хихикнул и превратился в рыжеволосую барышню с печальными глазами:

– Перфектно? Только очки наколдовать не могу. Да и ты свои сегодня не надела.

Слышать свой голос со стороны – не самое приятное. Это, значит, вот так я гласные тяну? Да у меня же, извините, говорок провинциальный проскакивает. Да мне же срочно надо учителя по речи разыскивать!

– А еще?

Рыжеволосая барышня повела глазами и превратилась в молодого человека с черными бакенбардами и загадочным взглядом.

А вот это уже интересно. Значит, она умеет превращаться только в того, кого видит, видит в самый момент превращения? Значит, Мамаев с ней? А тогда кто этот господин и что он делает в паучьем Лялином логове? И где я его раньше видела? Лицо-то знакомое, бакенбарды эти еще, и платок шейный, и сросшиеся на переносице изгибистые брови…

Додумать я не успела – мраморные плиты под моими ногами дрогнули, я, поднатужась, перехватила свой щит.

– Прощай, Попович. Ты, конечно, пустышка, но уж супротив законов физики тебе не устоять.

Так и не опознанный мною господин дробно хихикнул и щелкнул пальцами. На стене нефа опять появилось изображение паука. Снова тряхнуло. Я поняла, что церковь вот-вот рухнет. Надо бежать.

Брошеный щит рассыпался стеклянным крошевом, я понеслась к двери, рассудив, что если опять попытаюсь воспользоваться подвалом, там меня и завалит.