Леля пожала плечами.
– Видишь? Пройдет время, и ты изменишься.
– Допустим.
– Лель, ты живая, даже если и не чувствуешь себя живой, а значит, заживет потихоньку.
Она улыбнулась:
– В одном ты, наверное, прав. Жизнь все равно идет, даже если идет совсем не так, как хочется.
Ирина проснулась в три часа ночи от странного чувства в животе. Боль – не боль, но какое-то вздутие и дискомфорт в желудке. «Фу, как бабка старая», – вздохнула она, решив, что вечером зря поела чернослива.
Она повернулась на правый бок, свернулась калачиком, и сразу стало легче, все успокоилось, и Ирина заставила себя уснуть, потому что утром предстоял суд над Тиходольской, и она хотела если не отлично выглядеть, что на таком сроке беременности уже проблематично, но по крайней мере иметь ясную голову.
Встав утром, она не сразу вспомнила о ночной неприятности, пока не сварила кашу и не поняла, что не может проглотить ни ложки. Мысль о еде вызывала настоящий ужас.
Она испугалась, что вся семья чем-то отравилась, но Егор с Кириллом чувствовали себя отлично и уписывали завтрак за обе щеки. Глядя, как едят муж и сын, Ирина сначала умилилась, а потом ее вдруг стошнило, она еле успела добежать до туалета.
Вторая волна токсикоза, что ли, началась? Как некстати…
Но после рвоты стало легче, прошли дурнота и боль в желудке, и Ирина уверилась, что во всем виноват чернослив, который незачем есть, пока тебе не исполнится сто лет.
Кирилл часто выручал ее с Егором, но сегодня сын вдруг попросил, чтобы она сама отвела его в садик.
Ирина удивилась, потому что Егору вообще больше нравилось ходить с Кириллом, из которого детство еще до конца не выветрилось, и с ним можно было по дороге совершить много интересных подвигов, не поощряемых строгой мамой.
Она не любила опаздывать на работу, но внезапная нежность сына была приятна, и Ирина отвела его в сад, и все было хорошо, но по дороге к метро она почувствовала сильное желание послать все к черту, вернуться домой и лечь в постель, предоставив судить Тиходольскую своему начальнику.
Давка и духота в вагоне сегодня показались особенно мучительными, был момент, когда Ирина всерьез боялась упасть в обморок, но в автобусе ей удалось сесть возле открытого окна, она отдышалась, и стало полегче.
Подходя к суду, Ирина уже точно знала, что больна. С ней что-то не в порядке, а возможно, не только с ней самой, но и с ребенком.