В горле у меня запершило. Глаза заслезились.

– Спасибо, друг, – почти плача, поблагодарил я.

– Я не мог поступить иначе. Простите меня, барон.

– За что? – удивился я.

– За то, что не упредил. За то, что игры вел подлые.

– Ты тут ни при чем, Михай. Не стоит себя казнить. Есть такая гадская вещь – политика. Она вертит нами и превращает в нелюдей.

Разговор был тягостный и какой-то ненужный. Все, что надо, мы понимали без слов.

Михай, поникнув, произнес:

– У меня при себе два заряженных пистолета. Они вам понадобятся, господин майор.

– Спасибо.

– Еще шпага. Это все, что в моих силах. И удачи вам!

Этого арсенала мне хватило, чтобы обезоружить и оглушить не слишком бдительного часового.

Шум привлек внимание арестантов. В соседней клетушке-камере кто-то заворочался.

– Назовись, – потребовал я.

– Командир роты дворцовой охраны капитан Муханов, – отозвался узник.

Я обрадовался, услышав знакомый голос. Когда-то мне, тогда еще рядовому гренадеру, довелось служить под началом Муханова. Это был толковый и честный офицер. Не зря его в свое время поставили во главе отдельной роты телохранителей императрицы.

Дверь в его камеру запиралась на внешний засов. Я отодвинул железную полоску, приоткрыл дверь и произнес в темноту:

– Я – лейб-гвардии майор фон Гофен. Как вы себя чувствуете?

– За эти сутки во мне накопилось столько злости, что я сам себе поражаюсь, как это меня не разорвало. Если дадите мне шпагу, я буду рубить ею все, что попадется на моем пути.

– Отлично, капитан! Выходите на свет Божий. Надеюсь, вы не побрезгуете шпагой одного из ваших караульных?

Вместо ответа офицер бульдожьей хваткой вцепился в эфес шпаги, снятой с пояса оглушенного часового. Светло-голубой мундир Муханова был измят, один эполет – сломан.

– Что вы намерены предпринять? – спросил он.

– Вырваться отсюда, найти Ушакова и понять, что произошло, – коротко обрисовал я план действий.

– Да что тут непонятного? Лизка, гадюка, во власть полезла, – буркнул Муханов. – Дальше он заговорил быстро и с ненавистью: – Волынский и Ушаков ей подыграли. Подлюка принц Гессен-Гомбургский взбаламутил роту преображенских гренадер. Они-то и повязали меня да офицеров моих. А самый сволочной – Грюнштейн поганый. Вот кого бы я шпажонкой этой всласть пошинковал!

Муханов легко, будто игрушечным, махнул клинком, проверяя баланс, и остался доволен.

– Жаль, что свою шпагу вовремя из ножен достать не успел. Не думалось мне тогда, что с кознями вражескими дело иметь приходится, а оно вон как повернулось.

– Ничего, капитан. Все что можно поправить, поправим.

– Эх, барон. Как бы поздно не было! Много времени упустили. Лизка столько дел наворотить успела. Вовек не разгребем.

Я спросил:

– Вам что-то известно о судьбе Анны Иоанновны? Она действительно умерла?

– Когда мои солдаты охраняли ее покои, она была жива. Что могли сотворить с ней Грюнштейн и его люди, мне даже представить немочно. Знаю токмо, что в покоях ее были Волынский с Ушаковым.

Получалось, что ответ на главный вопрос нужно было искать у великого инквизитора. Точно так же считал Михай, ему стоило доверять.