Алонсо покачал головой.
– Ему это не удастся, потому что я сделаю это раньше него. Не воспринимайте это как что-то личное, но, когда мы придем в суд, я буду очень суров с вами. Ничего не смягчу, особенно в том, что касается вашей личной жизни.
Он наклонил голову.
– Понимаете, о чем я?
Я грустно кивнул:
– О том случае с Надин на лестнице.
Он кивнул в ответ:
– И о том, что случилось после этого с вашей дочерью. Я вытащу все-все темные истории. И вы не должны пытаться ослабить впечатление от них или как-то их объяснить. Вы просто будете говорить: «Да, я столкнул свою жену с лестницы» или «Да, я выбил ворота гаража машиной, в которой на переднем сиденье сидела моя не пристегнутая ремнем дочка». Поверьте мне, если вы попытаетесь уменьшить свои проступки, то Фишетти во время перекрестного допроса сделает новую дырку у вас в заднице. Он сразу же скажет: «Так значит, мистер Белфорт, вы утверждаете, что на самом деле не ударили свою жену так, что та упала с лестницы, потому что она стояла только на третьей ступеньке. Но минутку, мистер Белфорт, вы ведь не просто ударили ее, вы столкнули ее, а это совсем другое дело. Так что из ваших слов можно сделать вывод о том, что мужчина имеет право столкнуть свою жену с трех ступенек, а потом, находясь под воздействием кокаина и метаквалона, поставить под угрозу жизнь своей дочери, бросив ее на сиденье своего „мерседеса“ ценой в девяносто тысяч долларов и выбив машиной ворота гаража».
Алонсо улыбнулся.
– Представляете себе?
– Да, представляю и совсем этого не хочу.
– Никто из нас этого не хочет, – согласился он, – но таковы факты, с которыми мы имеем дело.
Я покорно кивнул, а Алонсо продолжил:
– Но есть и хорошая сторона. Мы сможем рассказать, как вы прошли реабилитационный курс и избавились от зависимости. А потом вы расскажете, как теперь ходите в школы и рассказываете детям о вреде наркотиков.
Он ободряюще улыбнулся.
– Уверяю вас, если вы будете вести себя честно, то все будет в порядке. Наркомания – это болезнь, и люди простят вам ее.
Он пожал плечами.
– Вот если бы любовь к шлюхам тоже была болезнью, тогда у нас все было бы в порядке.
Тут он засмеялся.
– Смешно, правда?
– Да, – ответил я с улыбкой. Чертов истерик! Мне придется подтвердить под присягой, что я переспал с тысячей шлюх всех видов и размеров. Вопрос заключался только в том, попадет ли это в газеты. «Нью-Йорк пост» просто обожает подобные грязные истории.
Алонсо вытащил из кармана штанов запечатанную пачку «Мальборо» и дешевую одноразовую зажигалку.
– Знаете, я нечасто нарушаю закон – но несмотря на то, что в этом здании курение запрещено, я все-таки закурю.
Так он и поступил, делая маленькие, неглубокие затяжки, как будто хотел сказать:
– Я вообще-то не курю, я делаю это только в состоянии стресса.
Я молчал и не мешал ему курить. Я понимал, что для него было важно доставить себе простое мужское удовольствие, не отвлекаясь на пустую болтовню. Мой отец, один из величайших курильщиков всех времен и народов, много раз объяснял это мне. «Сын, – говорил он, – если уж я хочу убивать себя этими чертовыми раковыми палочками, то по крайней мере, ради бога, дай мне, блин, возможность убить себя спокойно!»