Отхожу и, сняв перчатки, бросаю их в урну. Выйдя из подвального помещения, чуть ли не налетаю на врача.

— Лютый, он хоть жив? — взволнованно спрашивает Толя. — На его устранение квоту не давали.

— В мои планы не входит его смерть. Я всего лишь его кастрировал. Займись им, как и договаривались, в течение месяца коли наркоту, а потом дай возможность сбежать.

— А может, наплевать на квоту и грохнуть? Пристрелили при попытке к бегству…

Толика понять можно: его двоюродный брат умер из-за передозировки, а поставщиком этой дряни был Зверев.

— Нет. Пусть прочувствует на своей шкуре всю прелесть ломки. А в тюрьме его ожидает горячий приём… Поверь, он будет завидовать мёртвым, потому что то, что его ожидает — страшнее смерти.

Я ещё неделю назад встретился с Академиком, намекнул, каким способом он может вернуть долг. Тот рад мне помочь, ведь он, как и я, не любит ходить в должниках. Нужно ему рассказать, что Зверев хотел из-за бабок убить собственную дочь. Уверен, Академик быстро придумает, как ещё сильнее усложнить Звереву жизнь в тюрьме.

Ну что ж, осталась только Регина. Андреев в СИЗО второй день, строчит признательные показания и с воодушевлением стучит на сообщников. Слабак.

Мы уже третий месяц живём на базе моего зятя, Егор по-прежнему терпеть меня не может. Но я его не осуждаю, ведь сама виновата в этом. До сих пор не могу себя простить за слабость, вина гложет меня изнутри. После нашего с ним разговора в квартире я буквально выла от отчаянья и боли. Никто не знает правды о том, что я делала в кабинете у Антонова, и эта тайна умрёт вместе со мной. Деньги я не отправляла террористам, но пусть лучше они думают так, чем узнают правду. Я словно обезумела тогда и хотела наложить на себя руки. Антон не позволил, выбил из руки нож. А потом… потом мы с ним словно сошли с ума, целовались, как ненормальные. Он успокаивал, шепча ласковые слова мне в губы, и целовал… снова и снова, я потеряла голову. Очнулась лёжа на кровати, а мой терминатор уже во мне.

«Боже-е, что мы натворили!» — мелькнуло тогда у меня в голове, но потом все сомнения ушли на второй план. Антон любил меня нежно в тот день, а наутро делал вид, словно ничего и не было.

Было опять больно, как тогда…Нет, тогда было во сто раз хуже… Не хочу вспоминать, не хочу… Я должна забыть тот кошмар! Взяла себя в руки и тоже сделала вид, что всё нормально. Но стоило остаться одной, я вновь себя корила за минутную слабость. Зачем поддалась? Зачем надеялась на взаимность? Я врала всем, что люблю того урода. Никогда его не любила, я врала даже себе. Просто хотела уехать из страны и забыть всё. Не думала я тогда о сестре — боль и отчаянье затуманили мой разум. Ну, всё, хватит думать о прошлом, пора двигаться дальше. Сестра простила, и это самое главное. Всё остальное прах, справлюсь. И всё будет хорошо, если Антон будет рядом. Только это всё мечты, не быть нам вместе. Мой терминатор не сможет жить с женщиной, которая якобы спонсировала террористов. А рассказать правду не могу, потому что язык не повернётся.

Посмотрела на часы — через три часа выдвигаемся в город, пора собирать вещи. Ромашов уехал, обещал через час вернуться, уже прошло сорок пять минут, значит, скоро приедет. Тяжко вздохнула, поднимаюсь со ступенек крыльца. Ну что ж, настало время прощаться с ним. Сердце ноет, хочется кричать от отчаянья в голос, а не могу — словно невидимая рука сжала горло. Не думала, что финал наших отношений будет настолько болезненным для меня.