— Ты татуировщик?
— Кто спрашивает?
— Мы слышали, ты можешь достать дополнительный паек.
— Тот, кто говорил это, ошибался.
— Мы заплатим, — говорит один, разжимая сомкнутый кулак и показывая маленький, но отличный бриллиант.
Лале скрежещет зубами.
— Давай бери. Если сможешь достать нам что-нибудь, в долгу не останемся.
— Из какого вы блока?
— Из девятого.
Сколько жизней у кошки?
На следующее утро Лале бродит у главных ворот с портфелем в руке. Дважды к нему подходят эсэсовцы.
— Политотдел, — говорит он оба раза, и его оставляют в покое.
Однако он тревожится больше обычного. От шеренги мужчин, входящих в лагерь, отделяются Виктор с Юрием и тепло приветствуют Лале.
— Надо ли интересоваться, где ты был? — спрашивает Виктор.
— Лучше не надо, — отвечает Лале.
— Снова займешься бизнесом?
— Не так, как раньше. Сокращаю. Только немного дополнительной еды, если сумеете, и никакого нейлона.
— Конечно. С возвращением! — воодушевленно произносит Виктор.
Лале протягивает руку, Виктор берет ее, и бриллиант переходит из ладони в ладонь.
— Первый взнос. Увидимся завтра?
— До завтра.
Юрий поднимает глаза.
— Приятно видеть тебя снова, — тихо говорит он.
— И мне приятно, Юрий. Повзрослел?
— Угу, пожалуй, да.
— Послушай, у тебя, случайно, нет с собой шоколада? Мне очень нужно встретиться с моей девушкой.
Юрий достает из своего мешка плитку и, подмигнув, протягивает Лале.
Лале направляется прямо к женскому лагерю и блоку 29. Капо на своем обычном месте, греется на солнце. Она смотрит на подходящего Лале:
— Татуировщик, приятно увидеть тебя вновь.
— Вы похудели? Хорошо выглядите, — говорит Лале с еле заметным намеком на иронию.
— Тебя давно не было.
— Ну вот я и вернулся. — Он протягивает ей плитку шоколада.
— Сейчас приведу ее к тебе.
Он смотрит, как она идет к административному корпусу и разговаривает с женщиной-офицером СС, стоящей у входа. Потом Лале входит в барак и садится, ожидая появления Гиты. Ждать приходится недолго. Она закрывает дверь и подходит к нему. Он стоит, прислонившись к столбу нар. Он боится, что ему будет не найти нужных слов, и надевает на лицо маску сдержанности.
— Заниматься любовью, когда бы и где мы ни захотели. Пусть мы не свободны, но я выбираю здесь и сейчас. Что скажешь?
Она бросается ему на шею, покрывает его лицо поцелуями. Они начинают раздеваться, но Лале останавливается и берет Гиту за руки.
— Ты просила меня рассказать, куда я исчез, и я сказал «нет», помнишь?
— Да.
— Ну, я по-прежнему не хочу об этом говорить, но есть кое-что, чего я не могу скрыть от тебя. Не надо пугаться, и сейчас со мной все в порядке, но мне досталось.
— Покажи.
Лале медленно снимает рубашку и поворачивается к Гите спиной. Она ничего не говорит, но очень осторожно притрагивается пальцами к рубцам. Потом прикасается к его спине губами, и он знает, что не надо ничего больше говорить. Их любовные ласки тянутся медленно и нежно. Он чувствует, как к глазам подступают слезы, и с трудом сдерживается. Никогда он не испытывал такой сильной любви.
Глава 22
Долгие жаркие летние дни Лале проводит с Гитой или с мыслями о ней. Правда, его рабочая нагрузка не уменьшилась, совсем наоборот — теперь в Освенцим и Биркенау каждую неделю привозят тысячи венгерских евреев. В результате как в мужском, так и в женском лагере вспыхивают беспорядки. Лале понимает почему. Чем больше номер на руке заключенного, тем меньше уважения он получает от остальных. Каждый раз, когда прибывает партия другой национальности, вспыхивают войны за сферы влияния. Гита рассказала ему про женский лагерь. Словацкие девушки, живущие здесь дольше других, обижаются на венгерских девушек, которые отказываются примириться с тем, что они пока не имеют права на маленькие блага, с таким трудом полученные словачками. Она и ее подруги чувствуют, что пережитое ими чего-то стоит. Например, они иногда получают одежду из «Канады». Никаких роб в бело-голубую полоску. И они не готовы делиться. Когда возникают ссоры, эсэсовцы не принимают ничью сторону. Участниц наказывают с одинаковой жестокостью: их лишают скудного пайка, могут избить. Иногда это всего один удар прикладом винтовки или тростью, а подчас их жестоко избивают, заставляя других смотреть.