Лале останавливается у цыганского лагеря, глядя на бегающих вокруг детей. Некоторые смотрят на него, пытаясь понять, почему он вернулся. Им сказали, что Татуировщик мертв. Один мальчик подбегает к Лале, крепко обнимает его за талию, как бы приветствуя «дома». Другие дети тоже подходят, а вскоре и взрослые появляются из барака и здороваются с ним.

— Где ты пропадал? — спрашивают они. — Тебя ранили?

Он отмахивается от всех вопросов.

За спинами других стоит Надя. Лале переглядывается с ней. Протолкнувшись через толпу мужчин, женщин и детей, он останавливается перед ней. Пальцем смахивает слезу с ее щеки.

— Приятно видеть тебя, Надя.

— Мы скучали по тебе. Я скучала.

Лале в состоянии только кивнуть. Ему надо поскорей уйти, а иначе он не выдержит и разрыдается у всех на глазах. Он бросается в свою комнатушку, закрывает дверь и ложится на свою прежнюю кровать.

— Уверен, что ты не кот?

Лале слышит эти слова и пытается понять, где находится. Открыв глаза, он видит склонившегося над ним Барецки. Тот ухмыляется.

— Что?

— Ты, наверное, кот. У тебя явно больше жизней, чем у других.

Лале пытается сесть.

— Это сделала…

— Силка, да, я знаю. Неплохо иметь связи в высших сферах.

— Я бы с радостью отдал жизнь, чтобы только у нее не было таких связей в этих сферах.

— Ты уже почти отдал свою жизнь. Но вряд ли ей это помогло бы.

— Угу, это единственная ситуация, в которой я ничего не могу поделать.

Барецки смеется:

— Ты действительно думаешь, что управляешь этими лагерями, да? Черт, может, и правда так. Ты все еще жив, хотя не должен был. Как ты выбрался из одиннадцатого блока?

— Понятия не имею. Когда меня забрали оттуда, я не сомневался, что сейчас поведут к Черной стене, но меня бросили в грузовик и привезли сюда.

— Я не знаю никого, кто бы вырвался из «штрафной роты».

— Это та страница истории, к сотворению которой я, вероятно, причастен. Как вышло, что я получил свою старую комнату?

— Легко. Она прилагается к работе.

— Что?

— Ты — татуировщик, и это все, что я могу сказать, слава богу. Замещавший тебя евнух не подходит.

— Хустек разрешает мне вернуться к этой работе?

— Ничего подобного. Он не хотел, чтобы тебя вернули, он хотел, чтобы тебя пристрелили. Это у Шварцхубера на тебя другие планы.

— Мне надо достать хотя бы немного шоколада для Силки.

— Татуировщик, прекрати! За тобой теперь будут очень пристально следить. А сейчас пойдем, отведу тебя на работу.

Пока они выходят из каморки, Лале говорит:

— Простите, что не смог достать для вас нейлоновые чулки. Я уже начал хлопотать, но все сорвалось.

— Мм, ну, по крайней мере, ты пытался. Так или иначе, я больше не встречаюсь с этой девушкой. Она меня бросила.

— Грустно это слышать. Надеюсь, это не из-за моих советов.

— Вряд ли. Просто она встретила кого-то из своего городка. Черт, из своей страны!

Лале собирается сказать что-то еще, но потом передумывает. Барецки выводит его из блока на территорию, куда прибыл грузовик, и начинается отбор. Он улыбается про себя при виде работающего иглой Леона. Барецки отходит в сторону, а Лале приближается к Леону сзади: