— А рубины, изумруды, американские доллары, британские и южноафриканские фунты тоже упоминались?

Барецки качает головой и, хохоча, больно хлопает Лале по спине. Потом уходит.

— Силка! — кричит ему вслед Лале. — Гита должна сказать Силке.

Не поворачиваясь, Барецки машет рукой.

Барецки является на территорию женского лагеря, когда заключенные выстраиваются на ужин. Силка видит, как он подходит к капо и затем указывает на Гиту. Капо жестом подзывает Гиту. Пока Гита медленно идет к Барецки, Силка привлекает к себе Дану. Им не слышно, что он говорит, но его слова заставляют Гиту закрыть лицо руками. Потом она подбегает к подругам и бросается в их объятия.

— Он жив! Лале жив! Он сказал, чтобы я передала тебе, Силка, что он сейчас в блоке тридцать один.

— Почему мне?

— Не знаю, но он сказал, что Лале настаивал на этом.

— Что она может сделать? — спрашивает Дана.

Силка отводит взгляд, лихорадочно думая.

— Не знаю, — говорит Гита, не настроенная в данный момент анализировать. — Я только знаю, что он жив.

— Силка, что ты можешь сделать? — настаивает Дана. — Чем ты можешь помочь?

— Я подумаю об этом.

— Он жив, — повторяет Гита. — Мой любимый жив.

Той ночью Силка лежит в объятиях Шварцхубера. Она знает, что он еще не спит. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но умолкает, когда он вытаскивает из-под нее свою руку.

— С тобой все в порядке? — осторожно спрашивает она, боясь, что он что-то заподозрит в таком интимном вопросе.

— Да. — В его голосе слышится непривычная мягкость, и ободренная Силка решается.

— Я никогда ни в чем тебе не отказывала, правда? — неуверенно спрашивает она. — И никогда прежде ни о чем тебя не просила, да?

— Это правда, — отвечает он.

— Можно кое о чем тебя попросить?

Лале выдерживает и следующий день. Он вносит свою лепту, помогая нести убитого в лагерь. Он ненавидит себя за то, что думает лишь о мучающей его боли, а не сочувствует погибшему человеку. Что со мной происходит? С каждым шагом боль в плечах докучает ему все больше. Борись, борись!

Когда они входят на территорию лагеря, внимание Лале привлекают два человека: они стоят у забора, отделяющего заключенных от корпуса персонала. Рядом с комендантом Шварцхубером стоит миниатюрная Силка. С ними разговаривает конвойный по ту сторону ограждения. Лале останавливается, едва не выпустив из рук труп, отчего заключенный, держащий другой конец тела, спотыкается и падает. Лале смотрит на Силку, а та вглядывается в него и говорит что-то Шварцхуберу. Тот кивает и указывает на Лале. Силка и Шварцхубер уходят, а конвойный приближается к Лале:

— Пойдем со мной.

Лале опускает на землю ноги трупа и впервые смотрит в лицо покойника. К нему возвращается сострадание, и он склоняет голову, чтобы почтить трагический конец еще одной жизни. Он бросает смущенный взгляд на напарника, который нес с ним труп, и спешит за конвойным. Обитатели блока 31 провожают его изумленными взглядами.

Охранник говорит Лале:

— Мне велели отвести тебя в твою старую комнату в цыганском лагере.

— Я знаю дорогу.

— Тогда иди сам.

Охранник оставляет его.