— Привет, Лале.
Рядом с Барецки, как-то странно расставив ноги, стоит Леон, бледный, исхудавший и сутулый.
— Оставлю вас двоих для повторного знакомства. — Улыбающийся Барецки отходит.
— Леон, господи, ты жив!
Лале порывисто обнимает друга, ощущая через рубашку каждую его косточку. Потом отодвигается от него и пристально разглядывает:
— Менгеле. Это был Менгеле? — Леон лишь кивает, а Лале ласково проводит пальцами по худым рукам Леона, дотрагивается до его лица. — Ублюдок! Однажды он свое получит. Как только с этим закончу, достану тебе еды побольше. Шоколад, колбаса, чего ты хочешь? Я тебя откормлю.
— Спасибо, Лале. — Леон улыбается ему слабой улыбкой.
— Я знал, что этот ублюдок морит узников голодом. Но я думал, он делает это только с девушками.
— Если бы только это…
— Что ты хочешь сказать?
Теперь Леон смотрит на Лале в упор.
— Он отрезал мои долбаные яйца, Лале, — говорит Леон твердым голосом. — Когда тебе отрезают яйца, ты почему-то теряешь аппетит.
Лале в ужасе отшатывается и отворачивается, не желая, чтобы Леон видел его потрясение. Подавляя рыдание, он пытается что-то сказать, переключиться на другое.
— Прости, я не должен был так говорить. Спасибо за предложение, я так тебе благодарен.
Лале глубоко дышит, пытаясь справиться с гневом. Ему дико хочется наброситься на врага, отомстить за то, что изувечил его друга.
Леон откашливается:
— Есть ли шанс, что мне вернут мою работу?
Лицо Лале смягчается.
— Конечно. С удовольствием возьму тебя назад, но только когда ты восстановишь силы. Поди-ка в мою комнату. Если тебя остановит кто-нибудь из цыган, скажи им, что ты мой друг и что я прислал тебя туда. Найдешь припасы под моей кроватью. Увидимся, когда я здесь закончу.
К ним направляется старший офицер СС.
— Иди, поторопись!
— Вряд ли теперь я смогу торопиться.
— Прости.
— Ничего. Я пошел. Увидимся позже.
Офицер наблюдает, как уходит Леон, и возвращается к прежнему занятию: делит людей на тех, кому следует жить, и тех, кому умереть.
На следующий день, когда Лале является в контору, ему говорят, что у него выходной. Ни в Освенцим, ни в Биркенау не приходит транспорт, и герр доктор не вызывает его для помощи. Лале проводит утро с Леоном. Он подкупил своего бывшего капо из блока 7, чтобы тот взял к себе Леона, с условием, что его друг будет работать с ним, когда восстановит силы. Он дает ему еду, которую планировал отдать цыганским друзьям и Гите для распределения между девушками.
Лале оставляет Леона, собираясь уйти, но тут его окликает Барецки:
— Татуировщик, где ты пропадал? Я тебя искал.
— Мне сказали, у меня выходной.
— Ну уж нет. Пошли, есть работа.
— Мне надо взять портфель.
— Для этой работы твои инструменты не нужны. Пошли.
Лале спешит за Барецки. Они направляются к одному из крематориев.
Лале догоняет охранника:
— Куда мы идем?
— Беспокоишься? — смеется Барецки.
— А вы не беспокоились бы?
— Нет.
У Лале теснит в груди, он учащенно дышит. Убежать? Если он попытается, Барецки наверняка возьмет его под прицел. Но какая разница? Пуля уж точно лучше печи.
Они уже совсем рядом с крематорием III, когда Барецки решает положить конец терзаниям Лале. Он замедляет широкий шаг: