Гита вся во власти воспоминаний: запахи, ощущения и видения прошлого. Знакомая дверь, аромат куриного супа, потрескавшийся кусок мыла у кухонной раковины, счастливые голоса в теплые летние вечера, объятия матери.
— Госпожа Гольдштейн… — Гита подходит и сжимает руку женщины. — Вас тоже забрали.
— Примерно неделю назад, — кивает та. — Меня разлучили с родными и посадили в поезд.
Вспышка надежды.
— Мои родители и сестры с вами?
— Нет, их забрали несколько месяцев назад. Твоих родителей и сестер. Твои братья давно пропали. Твоя мама говорила, что они вступили в Сопротивление.
— Вы знаете, куда их увезли?
Госпожа Гольдштейн низко опускает голову:
— Мне так жаль. Нам сказали, что они были… Их…
Гита валится на землю, а Дана с Иваной бросаются к ней, садятся на землю рядом и обнимают ее. Над ними продолжает бормотать госпожа Гольдштейн:
— Мне жаль, мне так жаль.
Дана и Ивана обе плачут, обнимая оцепеневшую Гиту и шепча ей слова утешения. Умерли. Больше никаких воспоминаний. Она чувствует в душе страшную пустоту. Повернувшись к подругам, она спрашивает запинающимся, охрипшим голосом:
— Может быть, мне лучше поплакать? Совсем немного?
— Хочешь, чтобы мы вместе помолились?
— Нет, только несколько слезинок. Больше эти убийцы ничего от меня не дождутся.
Ивана и Дана краями рукавов утирают глаза, а по лицу Гиты тоже начинают катиться молчаливые слезы. Подруги по очереди осушают их. Найдя в себе неведомые ранее силы, Гита встает и обнимает госпожу Гольдштейн. Она ощущает сочувствие, исходящее от людей, ставших свидетелями ее горя. Они молча смотрят на нее, погрузившись в мрачные глубины отчаяния, не зная, что стало с их собственными семьями. Медленно две группы женщин — старожилы и новенькие — смешиваются между собой.
После ужина госпожа Гольдштейн посвящает Гиту в события, происходившие в их доме, как постепенно из него выдергивали семью за семьей. К ним просочились тогда рассказы о концлагерях. Никто из них не знал, что эти лагеря превратились в поточные линии смерти. Они знали, что люди оттуда не возвращаются. И все же лишь немногие уехали из дому в поисках убежища за границей. Для Гиты становится очевидным, что госпожа Гольдштейн долго не выдержит, если ее заставят здесь работать. Она старше своих лет, сломлена физически и эмоционально.
На следующее утро Гита подходит к капо, чтобы попросить об одолжении. Она попросит Лале достать для капо то, что та пожелает, в обмен на освобождение госпожи Гольдштейн от тяжелой работы и возможность весь день находиться в бараке. Гита попросит, чтобы госпожа Гольдштейн каждый вечер выносила туалетные ведра — эту работу выполняют разные женщины, зачастую в наказание за плохие отзывы о надсмотрщице. Цена капо — кольцо с бриллиантом. До нее дошли слухи о сокровищах Лале. Сделка заключена.
Несколько следующих недель Лале каждый день ходит в Освенцим. Пять крематориев работают на полную мощность, но тем не менее необходимо клеймить изрядное число узников. Он получает инструкции и расходные материалы в администрации Освенцима. У него нет времени и необходимости ходить в контору Биркенау, поэтому он лишен возможности видеть Гиту. Ему хочется передать ей весточку, что с ним все в порядке.