— Нет, — вздохнула она, — вовсе нет. Вините в этом моё образование в «Особых Обстоятельствах». Мы учимся думать за всех. Я всегда была пессимисткой.

— А я всегда думал, что «Особые Обстоятельства» не разрешают подобных мыслей.

— Тогда подумайте ещё разок, мистер Оборотень. — Бальведа подняла брови. — «ОО» разрешают всякие мысли. И это как раз то, что некоторые люди считают в них таким устрашающим.

Хорза, казалось, понял, что имеет в виду женщина. «Особые Обстоятельства» всегда были моральным оружием Секции Контактов, острым клинком дипломатии вмешательства Культуры, элитой среди элиты в обществе, чувствующем отвращение ко всякому элитарному мышлению. Даже до войны внешний вид и имидж этого особого отдела внутри Культуры были весьма сомнительными. Их окутывало что-то романтическое, но опасное, аура извращённой сексуальности — другого слова для этого не подберёшь, — навевающая мысли о грабежах, совращении и даже насилии.

И ещё они позволяли предполагать вокруг себя атмосферу таинственного притворства (и это в обществе, буквально поклоняющемся открытости), безрадостные постыдные дела и моральную относительность (в обществе, придерживающемся абсолютных понятий: жизнь/хорошо; смерть/плохо; удовольствия/хорошо; боль/плохо). Это действовало одновременно притягивающе и отталкивающе, но в любом случае волнующе. Никакая другая часть Культуры не показывала лучше, что собой представляет общество как целое, и не использовала воинственные основы веры Культуры. И всё же ни одна другая её часть не овеществляла наихудшим образом повседневный характер Культуры.

Во время войны «Контакт» стал армией Культуры, а «Особые Обстоятельства» её разведывательными и тайными службами (эвфемизм стал лишь ненамного прозрачнее, вот и все). И в ходе войны позиция «Особых Обстоятельств» изменилась к худшему. Особый отдел стал резервуаром для чувства вины, которым страдали люди Культуры, потому что они вообще изъявили готовность вступить в войну. Чувства пугающего, как неизбежное зло, оскорбительного, как безрадостный моральный компромисс, и стесняющего, как нечто такое, о чём люди думают очень неохотно.

И «ОО» действительно пытались думать за всех, а ОО-мозги считались ещё циничнее, аморальнее и коварнее, чем те, из которых состоял «Контакт»; машины без иллюзий, считавшие своей гордостью думать обо всём возможном до самого последнего предела. Поэтому уже заранее было безнадёжно предсказано, что именно так и случится. Особый отдел станет парией, козлом отпущения, а его слава — той самой железой, что должна впрыснуть яд в совесть Культуры. Но Хорза сказал себе, что знание всего этого совсем не облегчает жизнь таким, как Бальведа. Люди Культуры страдали, если их кто-то не любил, и ещё больше, если это были их сограждане. Задача этой женщины была достаточно трудной и без этого дополнительного бремени — знания, что задача эта куда отвратительнее для большинства людей её собственной стороны, чем для врага.

— Так и быть, Бальведа… — Он потянулся, расправил затёкшие в скафандре плечи и провёл пальцами по редким пожелтевшим седым волосам. — Время научит.