Они закупили варанов в Таиланде и Индонезии, создали компанию и получили разрешение на импорт. Затем закрыли предприятие и сообщили, что животных умертвили, а проверять это никто не стал.
Кормят варанов они по очереди. Сейчас прошло уже много времени – никто из них не хочет идти в сараи к варанам, видеть их острые, щелкающие от голода челюсти.
А человек, который помогал им, когда они уезжали – иногда на длительное время, – он будет молчать, получает такие хорошие деньги, что ничего никому не скажет; к тому же он, похоже, боится братьев. Ему они велели не появляться здесь, пока они снова не позовут его.
Затем Леопольда снова охватывают сомнения. Кто знает, как работают эти полицейские, кто знает, что они могут разнюхать, когда хотят и должны…
«Мы виновны в организации четырех убийств.
Наша песенка спета.
Деньги никогда не будут нашими. Мы никогда не сможем снова показаться на людях.
А полиции наверняка известно про детей, и украденные дети – их первый приоритет.
Как и убийства.
Они не отступятся.
Все пропало. Что делать? Что, черт подери, нам теперь делать?»
Леопольд не хочет об этом думать, но понимает, что должен.
«Думай логично, Леопольд.
Задействуй рациональное мышление».
От моря и окружающего леса веет холодом, но, как всегда, он не может закрепиться здесь – на острове всегда немного теплее, чем в других местах, свой особый микроклимат.
Леопольд снова смотрит на берег, где они держат варанов, и внезапно мысль о них придает ему спокойствие. Отец знает, что у них здесь эти животные, что им удалось их сохранить, хотя все новорожденные детеныши умирали через пару недель.
Внезапно Леопольд слышит шипение варанов – слышит, как они колотятся в свои загородки.
Его охватывает страх.
А вдруг они вырвутся? Начнут ползать по лесу, поднимутся на террасу дома и нападут?
Но они не могут выбраться из клеток.
Или могут?
Леопольд отгоняет мысли о варанах, смотрит на своего брата Хенри, который лежит на диване, бездумно пьет колу, и зовет его к себе.
Брат нехотя поднимается.
Они идут в кухню, и там, возле роскошной стеклокерамической плиты от Гаггенау, Леопольд рассказывает Хенри, что он нашел в Интернете, и добавляет:
– Сейчас мы уберем их и свалим отсюда.
Поначалу Хенри пугается ледяной холодности в тоне брата, но потом понимает, что брат прав, его предложение – единственный логический выход. Убить детей. Закопать их или отдать варанам, пусть плотоядные звери сделают свое дело – двое маленьких детей легко могут исчезнуть без следа. Или взорвать их – это просто, так просто…
Когда они в последний раз спускались к ним, дети кричали от страха.
Словно пытались заглушить страх.
Или надавить на них.
И он, и Леопольд ощущали ранее приступы ярости. Что эти дети о себе вообразили? Что они могут заставить братьев Куртзон дать слабину, проявить милосердие? Что? Что заставляет их так думать? Они не понимают, что мы суровы и эффективны?
От них надо срочно отделаться.
И все же Хенри произносит:
– А нам обязательно нужно их убивать?
Лицо Леопольда искажается гримасой, в глазах появляется то решительное выражение, которое всегда возникает, когда он в чем-то глубоко уверен, а уверен он бывает часто, куда чаще, чем сам Хенри, хотя иногда становится вдруг воплощением сомнения.