Конни Нюгрен – инспектор криминальной полиции отдела по борьбе с насильственными преступлениями. Лицо у него серое и морщинистое, он тощий, но у него живот, выпирающий над поясным ремнем, как половинка пушечного ядра. Ткань белой нейлоновой рубашки натянута на этом месте, и Малин думает, что он должен быть усталым и апатичным, однако сидящий напротив нее полицейский брызжет энергией, какую она редко видит у своих коллег, даже самых молодых.

– Мне кажется, он говорит правду, – отвечает Малин. – Фотографии детей и запись подлинные. Никаких сомнений.

– Согласен, – подтверждает Зак.

– Я тоже склонен ему верить, – произносит Конни Нюгрен. – И в то, что запись подлинная. Его рассказ кажется невероятным, он настолько невероятен, что может оказаться правдой. Не ново в нашей работе, не так ли?

– Деньги, – вздыхает Малин. – От них хоть иногда кому-нибудь бывает хорошо?

Конни Нюгрен смеется.

– Однажды я выиграл в тотализатор семьсот восемьдесят девять тысяч крон. В результате мне удалось побывать на Карибах, – говорит он. – Однозначно позитивное событие в моей жизни!

– Мы можем считать, что дело раскрыто, – произносит Малин. – Взрыв на Большой площади Линчёпинга и убийство семьи Вигерё – дело рук Йоксо Мировича. Он совершил эти преступления под воздействием шантажа со стороны братьев Куртзон, пытаясь спасти собственных детей. Если б Мирович не попался, братья могли бы спокойно дождаться смерти отца и убрать с дороги Юсефину Марлоу. Поскольку других наследников у нее нет, деньги с большой вероятностью достались бы им, и никто никогда ничего не заподозрил бы. Теперь же мы должны сосредоточиться на том, чтобы найти братьев и спасти детей Мировича.

Зак молча кивает.

Конни Нюгрен качает головой.

– Если они уже не убили детей – чтобы отделаться от нежелательных свидетелей.

– Мы должны исходить из того, что они живы, – говорит Малин. – И что братья держат их где-то взаперти. Они наверняка уже слышали, что мы поймали Мировича, и это заставляет меня еще больше волноваться за судьбу детей. Раньше они держали их, чтобы шантажировать Мировича. Теперь единственная причина оставить детям жизнь – то, что они могут пригодиться как заложники при бегстве или переговорах. Мы должны срочно разыскать братьев и детей. Скоро будет поздно.

Ей не хочется говорить вслух то, о чем она думает: «Может быть, уже поздно».

– План Куртзонов провалился, и они знают об этом, – говорит Конни Нюгрен.

– Как ты думаешь, где они находятся? В Швеции? В Таиланде? – спрашивает Зак.

– Во всяком случае, в том месте, которое он называл, – Шри Панва, – их нет, – отвечает Конни Нюгрен. – Мы позвонили туда, и нам подтвердили, что братья снимали там раньше виллу, но сейчас их там нет.

– У братьев нет никакого другого адреса в Таиланде?

– Нет. И у нас нет никакого адреса в Швеции, помимо квартир на Страндвеген. У семьи нет ни дачи, ни другой недвижимости, – отвечает Конни Нюгрен. – Однако это не означает, что они не могут иметь здесь укрытия. На всякий случай мы следим за квартирами – если они вопреки ожиданиям там появятся.