– Но как же ты? – нетерпеливо промолвил Диего.
– Соблазн всегда сопровождает людей – даже праведников и святых. Не все смогли устоять перед земными радостями, и мой отец не оказался в числе непогрешимых. Седина украсила виски отца, когда на него восторженно стала смотреть девушка из их деревни. Он не устоял… только один раз. Потом осознал свой великий грех и сказал молодой девушке, что больше не может ее видеть. На следующий день она покинула деревню. Плодом того греха стал я.
– Но где скиталась несчастная отверженная женщина?
– Ее приютили в дальнем селении родственники. Ради крова и еды мать была готова на любую, даже непосильную, работу. Она не различала мужские и женские занятия: готовила кушанья, ткала и раскрашивала ткань, поддерживала днем и ночью огонь в очаге, охотилась и ловила рыбу. Я редко видел ее спящей. Такая жизнь не могла быть долгой. Когда мне исполнилось четыре весны, мать занемогла настолько, что пришлось озаботиться о моей дальнейшей судьбе.
Съедаемая болезнью, на исходе жизненных сил, мать привела меня к отцу и рассказала, наконец, что у него есть сын. Отец и его жена накормили нас, как самых близких родственников, а вечером мать крепко меня обняла, заплакала и вышла из хижины. Больше я ее не видел. Так я стал жить у отца. Он был очень рад, что обрел сына; жена его, всегда мечтавшая о ребенке, в скором времени полюбила меня. Отец познакомил меня со Святым Писанием, а кроме того, изо дня в день, учил всему, что передавалось в его роду из поколения в поколение. Благодаря ему, я познал языки далекой земли предков. Казалось, они должны быть бесполезны в этом краю, но, как видишь, пригодились – по крайней мере, мы понимаем друг с другом и, надеюсь, договоримся с твоим отцом.
– В этом я постараюсь быть тебе полезным.
– Однако нам пора отправляться в путь. – Тоноак помнил, что три отпущенных Кортесом дня на исходе.
Сомнения победителя ацтеков
– Вы уложились в срок. Я люблю точность, – похвалил Эрнан Кортес вошедшего Тоноака, за которым стражники-испанцы несли четыре мешка, сгибаясь под тяжестью груза. С ними вместе вошел его собственный сын – Диего; в руках он держал огромную серебряную чашу.
Стражники, в предвкушении хорошего вознаграждения, с радостными лицами поставили мешки перед Кортесом. Конкистадор, напротив, без всяких эмоций оценивающе взглянул на неожиданную добычу и произнес:
– Мне кажется, они недостаточно полны.
– Отец, они собрали все, что могли, – с жаром воскликнул Диего. – Эта серебряная чаша пусть будет довеском. Посмотри, какая тонкая работа! Люди и звери как живые. Сколько на ней изображено картин из жизни этого народа!
Эрнан Кортес принял чашу из рук сына.
– Она действительно хороша, – согласился военачальник. – Кажется, настоящий ветер играет с листьями на изображенном дереве. Нашим художникам и красками на картинах трудно передать то, что смогли сказать здешние мастера на металле. Пожалуй, отправлю ее королю.
Даже искренний восторг (как, впрочем, и другие чувства) никогда не мешал Кортесу держать в руках все нити событий, замечать и анализировать даже незначительные мелочи.