Эрнан Кортес устоял бы перед просьбами сына, очень уж ему хотелось разобраться с вещью, которую индейцы хотели купить за баснословную цену. От убийственных расспросов Тоноака неожиданно спас вошедший Диего де Альварадо.

– Эрнан, – тихо произнес он, обращаясь к Кортесу, – на улице бунтуют солдаты Олида. Еще немного, и они сомнут стражу.

Кортес прекрасно знал: случилось то, что должно случиться; и чем дольше откладывать решение вопроса, тем неприятнее будут последствия. Отряд Кристобаля де Олида мужественно сражался при штурме Теночтитлана, и теперь требовал достойного вознаграждения и приемлемой еды. Второе было тоже серьезной проблемой в городе, в котором от голода и недостатка пресной воды только что погибли десятки тысяч туземцев.

Продовольствие собиралось по Мексиканской долине – везде, куда смогли дойти испанцы и их союзники-индейцы. Оно уже начало поступать в лагерь Кортеса. Золото стояло перед конкистадором, но оно не принадлежало ему, коль не выдана ацтекам вещь, требуемая для обмена. А солдаты Кристобаля де Олида могли и не дождаться, когда их военачальник закончит колебаться: исполнить условия неписаного соглашения с этим индейцем, либо поступить по праву войны и объявить все трофеями: и непонятную одежду, которую отдавать почему-то не хотелось, и выкуп за нее. Кортес уловил на своем челе укоризненный взор Диего и, наконец, смирился с тем, что разговор продолжить не удастся. Он нехотя открыл сундук, достал хитон и протянул Тоноаку:

– Ты исполнил свою часть обязательств, теперь моя очередь сдержать обещание.

Обретши хитон, Тоноак восторженно произнес:

– Благодарю тебя, добрый человек, и весь народ наш благодарит! Да подарит тебе Небо великий свет!

– Да разве до сих пор я блуждал во тьме? Разве не Господь даровал испанцам великую победу?

– Мой народ наказан за свои деяния твоей рукой, – смиренно согласился Тоноак.

Индеец приложил к губам дорогую ткань, лицо его просветлело, наполнилось радостью. Диего внезапно приблизился к одеянию и бережно прикоснулся к нему рукой. Ему также хотелось поцеловать величайшую реликвию, и лишь с огромным трудом юноша удержался от необъяснимого поступка. От проницательного Кортеса невозможно было утаить не только действия, но даже сокровенные желания.

– Сын мой! Что ты делаешь?! – воскликнул удивленный Эрнан Кортес. – Опомнись!

– Прости, отец… Видимо, кровь моей матери вспомнила прежних богов, – пробормотал словно разбуженный Диего.

– Я могу тебя понять и простить, но будь осторожен с позывами крови. В Испании за подобные поклонения тебя ждал бы очистительный костер.

В это время полупустые комнаты дворца усилили эхом не только голоса снаружи, но и грохот. Было понятно, что мятежные подчиненные Олида колотили мечами только что установленную дверь. И она поддастся, как только испанцы отложат мечи и воспользуются подходящим бревном.

– Диего, возьми один мешок с выкупом, пойдешь со мной успокаивать солдат.

Эрнан Кортес неторопливо, прихрамывая ногой, израненной в недавней битве, подошел к двери. Она вовсю трещала, было только неясно, что не выдержит первым: массивный засов либо петли. Военачальник приказал открыть дверь.