– Отставить мракобесие, – приказал Григорий, направляясь в знакомый ему до зубовного скрежета подъезд.

– …Так, заносим по коридору до конца и направо. Сваливайте прямо посередине комнаты. Только покомпактнее. Обувь можно не снимать.

– А никто и не собирался.

– Разговорчики!.. Да аккуратнее ты, Ипатов! Глагол «сваливайте» я употребил фигурально. Не картошку несешь – вещдоки… Прелестно, дуйте на вторую ходку. Тащите кресло-качалку, втиснем ее, пока проход не захламили.

Анденко вышел на лестничную площадку и загнал колышек под входную дверь, чтоб всякий раз не распахивать. Щелкнули замки двери напротив, и из-за нее опасливо высунулась физиономия старухи.

– Гришка? Ты, что ли?

– Я, баб Галя. Здрасте.

– А я уж хотела милицию вызывать.

– Это зачем?

– Как же? Мне Анна поручила за квартирой приглядывать. Смотрю в окно: машина подъехала, дверь нараспашку и вещи носют. Думаю, никак грабители по нашу душу заявились?

– Так ведь не из квартиры, а наоборот, носют-то, баб Галя? Тем не менее благодарю за бдительность.

– Уж так я, Гриша, энтих воров-паразитов до ужасти боюсь. Вон, видишь, какую штуку себе поставила? – соседка показала пальцем на ввинченный в филенку дверной глазок.

– Это что ж такое у вас?

– Штука специальная. Из квартиры на лестницу смотреть.

– Никогда таких не видел. Можно взглянуть?

– А чего ж. Погляди, мне не жалко.

Анденко прошел в соседскую прихожую, с интересом припал к глазку.

– Обалдеть! Отличная вещь. Где купили?

– Эка ты сказанул! Это ж заграничная! Зять из плавания привез. Я и Спиридоновне такую предлагала заказать.

– И чего Спиридоновна?

– Отказалась.

– Понятно. Денег пожалела.

– Не. Сказала, к им не полезут. У их, мол, зять – милиционер. Будто все ленинградские воры за это в курсе.

– Согласен, логика в аргументации прихрамывает.

По лестнице, натужно пыхтя, поднялся Ипатов с креслом и скрылся в недрах тещиной квартиры. За ним прошествовал второй милиционер, бережно неся обернутую в мешковину картину.

– А чегой-то, Гриш? Никак обратно съезжаться собрались?

– Я? С тещей?! – оскорбился самой постановкой вопроса Анденко. – Нет, я, конечно, горячо люблю и безмерно уважаю Анну Спиридоновну и Тимофея Степановича. Но не до такой же степени!

– А зачем тогда они того? Носют?

– Да мы тут, с Машкой, ремонт затеяли, пока наследник в пионерлагере. Вот, решили временно вещички у тещи с тестем разместить. А то обои неудобно переклеивать.

– Гришк! Может, когда дотаскают, переуступишь мне мужичков?

– За какой надобностью?

– Да мне бы карниз в спальне приколотить. И еще там, всяко разно. По мелочи.

– Извини, баб Галя. У них потом другой вызов. Срочный. Да и не советую. Конкретно этих.

– Чегой-то?

– Да так. Понту много, а руки, извиняюсь, из жопы растут…

Поезд резко дернулся и встал, протяжно проскрипев всеми своими сочленениями.

От этого толчка Барон и проснулся. Вскинул руку, сощурившись посмотрел на часы. Ого! Получается, проспал без малого двенадцать часов. Он и припомнить не мог, когда в последний раз позволял себе подобную роскошь.

С полки напротив спрыгнул сосед. Сунул ноги в сандалии, двинулся на выход.