– Э-э, не скажи: раньше ляжешь – раньше выйдешь…

Барон забрался на верхнюю полку и, отвернувшись к стенке, с головой накрылся одеялом. Ему не терпелось побыстрее стряхнуть с себя плотно заполненный событиями день, поэтому вырубился он почти сразу. Разве что успел подумать о том, что карточных фишек своих, похоже, не растерял, хотя последний раз упражнялся в них мало не полгода назад. Ну да не зря говорят – мастерство не пропьешь.

Картам и самым разным способам их использования Барона обучил Чибис. Хотя подобное знание в приватных уроках воровского авторитета шло по разряду факультативно-прикладных, наблюдая за Юркиными успехами, Чибис не раз отмечал, что из парня вполне мог получиться профессиональный катала. Если, конечно, регулярно тренироваться. И всё же главные лекции старого вора тогда, проклятой осенью 1944 года, были посвящены совсем другим, куда более сложным и жутковатым темам…

Ленинград, октябрь 1944 года

Все та же камера в «Крестах». Глубокая полночь за решетчатым окном и тусклый свет лампочки за решетчатым плафоном.

Утомленные дневным бездельем сидельцы дрыхнут так крепко, словно наломались на земляных работах. Впрочем, двое все еще бодрствуют: закинув руку за голову, вольготно распластался Чибис на своей козырной паханской шконке. Рядом, упершись спиной в кирпичную стену, сидит на полу Юрка. Они общаются. Шепотом, голова к голове. Вернее, так: Чибис солирует, а внимающий ему Юра задает вопросы, всякий раз выказывая полную некомпетентность в традициях и обычаях блатного мира…

– Скажите, а к чему все эти сложности? Лично мне…

– Я тебе сто раз говорил, чтоб выкалку свою засунул куда поглубже! Изъясняйся проще. И за языком следи: не надо подчеркивать свою молодость повышенной нервозностью.

– Хорошо. Я постараюсь. Просто я хотел сказать, что мне такие типы, как Хват, глубоко противны. И я все равно не собираюсь заискивать перед ним и ему подобными – ни здесь, ни в лагере.

– А как же заветы, не к ночи будь, Ильича?

– Какие заветы?

– Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.

– Ленин, он не лагеря имел в виду, – буркнул Юрка.

– А какая разница? Тем более что вождь наш, если верить апокрифам, сам, по молодости, тюремной баланды похлебал… Ну хорошо, допустим. Значится, имеешь намерение «один на льдине» выживать. Что ж, то масть почетная. Вот только ее заслужить надо. Даже я, за свою жизнь блатную, ни разу с таким не сталкивался, чтоб новичок-первоход против лагерной кодлы выстоял. Пытаться, конечно, пытались, да только боком выходило. А еще чаще – раком.

– Как это?

– А так это! – огрызнулся Чибис. – «Собралися, порешили, фраера запетушили…» Ты, конечно, парень не по годам крепкий. С одним, а то и с двумя Хватами, может, и управишься. А если на тебя одновременно десять Хватов попрут?

– Все равно не дамся. Умру, но не дамся.

– Ты пафос-то притуши! Не на слете смолянок. И не на сборе пионерском. Ты в школе театральный кружок посещал?

– Не-а, у меня память плохая. На большие тексты.

– Оно и к лучшему. На зоне фальшак за версту чуют и Станиславских с Качаловыми на раз-два прокачивают. Потому сочинять тебе новые мемуары с чистовá не станем.