— Вы выпустили из мешка дикого кота, не правда ли? — с улыбкой поинтересовался казначей.

— А вы пытаетесь засадить его обратно в золотой мешок? — осведомился Крейкен.

— Кажется, мы с вами не сможем договориться, — сказал казначей. — Но наши друзья уже вышли из капеллы в сад, и если вы хотите покурить, лучше идите сейчас.

Он с видимым удовольствием наблюдал, как профессор рылся во всех карманах, пока не достал трубку. Глядя на нее с отсутствующим видом, Крейкен поднялся на ноги, но при этом механически продолжал ощупывать карманы другой рукой. Казначей Бейкер завершил спор примирительным смехом.

— Вы практичные люди, готовые взорвать весь город, — сказал он. — Только при этом вы, наверное, забудете положить динамит; готов поспорить, вы и сейчас забыли взять табак. Не беда, возьмите у меня. Спички?

Он бросил кисет с табаком и курительные принадлежности через стол, и мистер Крейкен подхватил их с ловкостью опытного игрока в крикет, которая не забывается, даже если тот начинает исповедовать взгляды, несовместимые с крикетом. Оба собрались уходить, но Бейкер не смог удержаться от замечания:

— Вы действительно считаете себя единственными практичными людьми? Не найдется ли в прикладной экономике нечто такое, что поможет вам не забывать кисет, если вы берете трубку?

Крейкен пронзил его пылающим взглядом, но ответил лишь после того, как медленно допил вино.

— Скажем так, существует иной вид практичности. Да, я забываю разные мелочи, и так далее. Но я хочу, чтобы вы поняли… — Он механически вернул кисет, но его взгляд продолжал блуждать где-то далеко и был пылающим, почти ужасным. — Внутренняя суть нашего разума изменилась, потому что мы действительно имеем новое представление о правоте и будем совершать поступки, которые вам покажутся совершенно неправильными. Но они будут очень практичными.

— Да, — внезапно произнес отец Браун, очнувшийся от своего транса. — Именно это я и сказал.

Он посмотрел на Крейкена с безжизненной, почти жуткой улыбкой и добавил:

— Мы с мистером Крейкеном совершенно согласны друг с другом.

— Что ж, — заключил Бейкер, — Крейкен собирается выкурить трубку вместе с плутократами, но сомневаюсь, что это будет трубка мира.

Он резко повернулся и позвал пожилого слугу, стоявшего у стены. Мандевилль был одним из последних очень старомодных колледжей, и даже Крейкен был одним из первых коммунистов, задолго до современного большевистского движения.

— Раз уж вы не собираетесь пустить по кругу вашу трубку мира, мы должны обеспечить сигарами наших достопочтенных гостей, — сказал казначей. — Если они курят, то, должно быть, уже истосковались по хорошей затяжке, потому что едва ли не с полудня бродили по нашей капелле.

Крейкен испустил резкий и неприятный смешок.

— Хорошо, я принесу им сигары, — сказал он. — Ведь я всего лишь пролетарий.

Бейкер, Браун и слуга были свидетелями тому, как коммунист размашистыми шагами направился в сад навстречу двум миллионерам, но никто больше не видел их до тех пор, пока священник не обнаружил их трупы, о чем упоминалось выше.

Было решено, что ректор и священник останутся охранять сцену трагедии, в то время как более молодой и быстроногий казначей побежал за докторами и полицией. Отец Браун подошел к столу, где лежала почти догоревшая сигара, от которой остался лишь маленький окурок. Другая сигара выпала из мертвой руки и разбросала по мощеной дорожке быстро угасшие искорки. Ректор Мандевилльского колледжа неловко пристроился на стуле поодаль и обхватил руками лысую голову. Потом он поднял глаза, в которых усталое выражение вдруг сменилось испуганным, и в тишине сада прозвучало короткое восклицание, исполненное ужасом.