Наконец Брендан выдавил:

– Я... я получил письмо.

– Письмо?

– От твоей мамы. Неужели я спятил, сынок?

– Нет, папа. Конечно, нет.

– Ну ладно, – он пошарил по столу, нашел грязный носовой платок и вытер слезы. – Вон там. Посмотри. Кэл оглядел стол.

– Ее почерк.

Там и правда лежал листок бумаги, смятый и смоченный слезами.

– Она писала, что она счастлива, и чтобы я не переживал. Писала, что...

Новые рыдания помешали ему закончить, Кэл поднял листок. Он был чист с обеих сторон.

– Писала, что... что ждет меня, но ждать там тоже в радость, поэтому я не должен торопиться, пока меня не позовут.

Кэл увидел, что бумага не просто тонкая; она, казалось, тает у него на глазах. Он положил листок на стол, чувствуя озноб.

– Я был так счастлив, Кэл. Я ведь только и хотел услышать, что ей там хорошо и что когда-нибудь мы снова встретимся.

– Тут ничего нет, папа, – тихо сказал Кэл. – Чистый лист.

– Оно было,сынок. Клянусь тебе. Ее почерк. Я узнал его. А потом все пропало.

Брендан согнулся в кресле, опять начав плакать. Кэл снова взял его за руку.

– Держись, папа.

– Это ужасно, сынок. Я будто потерял ее во второй раз. Почему оно исчезло?

– Не знаю, папа, – он оглянулся на письмо. Листок уже почти исчез.

– Откуда у тебя это письмо?

Отец всхлипнул.

– Ты можешь сказать?

– Я... плохо помню. Кто-то принес его. Да. Кто-то пришел и сказал, что принес мне что-то... достал из пиджака. Скажи мне, что ты хочешь, и оно твое.Слова Шэдвелла эхом отозвались в голове Кэла. Вы видите что-нибудь, что вам нужно?

–А что он хотел от тебя, папа? В обмен? Попытайся вспомнить.

Брендан покачал головой, потом задумался.

– Что-то... насчет тебя. Он сказал, что он тебя знает. Да-да. Теперь припоминаю. Сказал, что у него есть кое-что и для тебя.

– Это трюк, папа. Гнусный трюк.

Брендан смотрел на него, будто пытаясь осмыслить сказанное. Потом неожиданно сказал:

– Я хочу умереть, Кэл.

– Нет, папа.

– Да. Хочу. Не могу больше терпеть.

– Ты просто расстроен. Это пройдет.

– Не хочу, чтобы это проходило. Хочу просто уснуть и забыть, что когда-то жил.

Кэл обнял отца за шею. Тот сначала сопротивлялся, но потом нахлынули новые рыдания, его руки потянулись к сыну, и скоро они сжимали друг друга в объятиях.

– Прости меня, сынок. Можешь?

– Тес, папа. Успокойся, прошу тебя.

– Я никогда не говорил тебе, что... что я чувствую. Ни тебе, ни маме. Так ни разу и не сказал... как я... как я ее люблю...

– Она знала это, папа, – Кэл теперь сам плакал. – Говорю тебе, она знала.

Они посидели, обнявшись, еще немного. Слезы Кэла скоро высохли от гнева. Шэдвелл побывал здесь и разбил сердце его отца. Тот решил, что получил письмо из рая, но, как только нужда в нем исчезла, письмо растаяло, как все посулы и подарки этого негодяя.

– Я поставлю чайник, папа.

Это делала в подобных обстоятельствах мать. Согреть воду, всыпать заварки, внести домашний порядок в хаос, со свистом всасывающийся в дом из запредельной черноты.

Только выйдя в холл, Кэл вспомнил о Нимроде.

Задняя дверь была открыта, и малыш блуждал по саду, продираясь сквозь заросли сорняков. Кэл позвал его, но Нимрод как раз в этот момент орошал куст ежевики, и лучше было его не трогать. В его нынешнем положении хорошенько пописать – одно из немногих оставшихся ему удовольствий.