Он произнес ее имя и потерял сознание.

Однажды он уже уснул, глядя на нее, а когда проснулся – ее не было. Но в этот раз она не оставила его. Пока он спал, с него сняли промерзшую одежду и завернули в одеяло, и она держала его и укачивала, как ребенка.

– Я нашел дорогу, – сказал он ей, пробудившись.

– Я искала тебя на Чериот-стрит, но дома уже не было.

– И на Рю-стрит тоже...

Он кивнул.

– Де Боно был у меня, – он вздрогнул, борясь с воспоминаниями. Даже здесь, у огня, он не мог забыть зябкий туман на Чериот-стрит.

– ...и за ним пришел Бич, – закончил он.

– И Шэдвелл.

– Да. Откуда ты знаешь?

Она рассказала ему о святилище.

– И что теперь?

– Мы ждем. Мы все здесь, не хватало только тебя.

– Теперь я с вами.

Она обняла его крепче.

– И больше мы не расстанемся. Будем молиться, чтобы это миновало.

– Слушайте, хватит молитв, – сказал кто-то сзади них. – Ангел может услышать.

Кэл повернул голову к пришельцу. Лицо его немного заострилось, борода стала чуть длиннее, но это был все тот же Лемюэль Ло.

– Поэт, – сказал Ло, протягивая руку к волосам Кэла. – Мы думали, что потеряли тебя.

– А вот и нет, – Кэл слегка улыбнулся. – У вас еще есть ваши фрукты.

Ло похлопал себя по карману.

– Вот они. Ты поможешь мне посадить их, когда придет время?

– Вы же знаете.

Лем кивнул.

– Тогда увидимся, – и он вышел из круга света.

– Мои вещи высохли? – спросил Кэл. – Я же не могу ходить так.

– Сейчас что-нибудь поищу, – сказала Сюзанна.

Он попытался сесть, чтобы помочь ей, но тут она поцеловала его в губы. Это был не мимолетный поцелуй, и он обжег его сильнее, чем дюжина костров.

Потом он стал думать. Он уже почти не помнил, что совсем недавно был на волоске от смерти. Ему казалось, что они могут вечно жить здесь, в этом волшебном лесу, огражденные чарами. Но, очевидно, это не так. Мир неделим, и этот лес – его часть, а значит и здесь Бич и его приятель могут найти их.

Сюзанна принесла ему охапку вещей и опять ушла, сказав, что пришла ее очередь дежурить.

Он начал надевать то, что она принесла. Это была уже третья его одежда за сутки, и она оказалась еще более странной, чем та, что дал ему Глюк.

Клубный пиджак и потертая кожаная куртка, лаковые туфли и драные шерстяные носки. Потом вернулся Лемюэль.

– Наш поэт нарядился, как слепой вор, – прокомментировал он.

– Называли меня и похуже. Нет ли чего-нибудь поесть?

– Конечно, – Лем повел его куда-то. Когда глаза после света костра привыкли к темноте, Кэл увидел, что Чародеи сидят, лежат и ходят повсюду – на земле и даже на ветках деревьев. Они знали, что эта ночь может оказаться для них последней, и пытались провести ее как можно лучше. Любовники сжимали друг друга в объятиях; три женщины танцевали под переливчатый голос певца. Но большинство просто сидели, думая о своем.

Запах кофе привел их на поляну, где горел еще один костер. Там уже ели с полдюжины Чародеев, никого из которых он не знал.

– Этот Кэлхоун Муни, – сказал им Лем. – Поэт.

Один, сидящий на стуле, пока какая-то женщина тщательно брила ему голову, сказал:

– Я помню тебя по саду. Ты Кукушонок.

– Да.

– Ты пришел умереть вместе с нами? – спросила девушка с чашкой кофе.