Пусто в нем как в пустыне. И кругом — пустыня. Никита оглядел пустыню. В пустыне метрах в тридцати от него стояли в ужасе толстая тетка с пуделем на поводке, бомж с двумя пластиковыми сумками в руках и тонюсенькая девица в шортах. Он невидяще рассмотрел их, вытер подолом желтой майки рукоять пистолета, бросил его рядом с Витольдом и сначала побрел, а потом побежал к железнодорожным путям.

На него чуть не наехала электричка, но он увернулся и вышел к лесному массиву Лосиного острова. Он долго брел по лесу, спотыкаясь о невидимые кочки. Зацепился в конце концов за лежащую поперек его пути жердину и упал, не сопротивляясь, на хилую лесную траву. Он лежал и нюхал землю. Земля пахла тленом.

— Теперь говорить по-человечески начнешь? — настойчиво спросил Демидова Дед.

Но не до разговоров было пока Демидову: он неотрывно и потерянно смотрел на Сырцова. Повторил совсем тихо:

— Ты…

— Я… — опять передразнил его Сырцов. Но дразниться надоело и после небольшой паузы про дела заговорил, все про дела: — В последнюю-то встречу у Лужников я узнал тебя, драгоценный мой говнюк Вовочка.

— Ты не мог меня узнать! — вдруг закричал Демидов.

— Потому что ты в шлеме был, что ли? — простодушно поинтересовался Сырцов.

Но Демидов был осторожен как хорек. Даже в панике почувствовал ловушку и вмиг скрылся в нору несознанки:

— Потому что меня там не было.

— И давно он так ломается? — осведомился у общества Сырцов, ища глазами местечко, где бы присесть. Казарян понял и позвал:

— Иди ко мне на диван, Жора. Я меж двумя ментами желание загадаю.

Через объемистого Казаряна Махов и Сырцов шлепнулись ладонями. Демидов завороженно смотрел на них.

— Ты по сравнению с Жорой говно, а не сыскарь, Демидов! — злорадно догадался восторженный Нефедов. — Полное говно! Тебя зацепили как сявку!

— Как тебе удалось, Сырцов? — с неожиданной откровенностью спросил Демидов, не касаясь того, что удалось. И так все знали: Сырцову удалось не стать мертвым.

— Лучше ты расскажи, как тебе удалось, — возразил беспечный Сырцов. — Как тебе удалось нас всех предать и продать, — пассаж был чисто риторический и Сырцов признался в этом: — Хотя что тебя спрашивать? Спросить можно человека, а ты — уже не человек. Ты — скотина без чести и совести, у которой только одно желание — сладко пожрать. Ты сожрал себя, ты попытался сожрать нас, но подавился. Подавился и скоро сдохнешь от удушья.

Злость временного бессилия завела Демидова и родила в нем ощущение превосходства над сборищем обыкновенных и ординарных. Он вознесся:

— Не задохнусь. Да и вам себя удушить не позволю. Не позволю, и все тут! Вы за решеткой, а я на свободе. Вы за решеткой законов, морали, предрассудков. Когда я рядом, вы еще можете, просунув лапы сквозь прутья, зацапать меня. Но я отойду от вашей клетки, уже отошел. Я не боюсь вас, потому что вы бессильны.

Высказавшись, Демидов встал и уверенно направился к двери. Гордыня застилала ему глаза: Нефедов встретил его мощным ударом в челюсть. Он упал, тут же вскочил и умело врезал носком башмака по нефедовской голени. Но что дикая боль по сравнению со страстной жаждой стереть мерзавца с лица земли. Нефедов закричал и броском добрался до демидовского горла. Вдвоем покатились по полу. Когда их растащили, то Нефедов с трудом поднялся, а Демидов остался лежать, рвано хрипя. Махов обнял Нефедова за плечи и все уговаривал, уговаривал паренька: