– А то… – он потерся колючей щекой о ее руку. – Так поедем в отпуск? Ты и я… и…
И клинику на кого оставить? Ее вовсе собирались закрыть, будто бы клиника и прочие виноваты, что у одной девочки не хватило сил противостоять искушению…
Говорят, что менталистов сводит с ума собственный дар. И чем ярче выражен, тем ближе безумие…
– Поедем…
Не закроют.
Варнелия не позволит… и пара недель неожиданных каникул на восстановление порядка, а потом все вернется на круги своя. Всегда возвращается.
И быть может, вторая девочка все-таки придет в себя и вернется к учебе.
Варнелия надеялась и даже немного верила в чудо.
У целителей они иногда случаются.
Мальчишка был именно таков, как нужно: молод, горделив и полон уверенности, что поймал чудо-птицу за хвост. В выпуклых глазах его читалось желание немедля выдрать из этого хвоста пару-тройку перьев поярче и украсить собственную шляпу.
Чтобы видели.
Конечно, как же… стать королевским магом… не самому знатному, не самому богатому и, положа руку на сердце, не самому талантливому. Впрочем, он-то полагал иначе.
Пускай.
– Это твои покои, – королевский маг ступал медленно, подволакивая ноги. И тяжелая резная трость, на которую приходилось опираться, не спасала. – Менять что-либо не советую…
Не послушает.
Он уже просчитал, что на содержание, которое полагается королевскому магу, можно обставить эти треклятые покои иначе… так стоит ли говорить, что, сколько бы денег и сил он ни потратил, все останется именно таким, как сейчас.
Оно, пусть и неуловимо переменившееся – впрочем, королевский маг, сколь ни пытался, не способен был внятно объяснить суть этой перемены, – имело собственные привычки.
– Посетителей принимаешь здесь. Да и вообще не стоит уходить без острой на то необходимости… о прислуге договоришься с распорядителем…
– Я понял!
Мальчишка не скрывал своего раздражения.
Конечно, он молод и полон сил, а тут какая-то древняя развалина пристает со своими нотациями…
– Что ж, – королевский маг не без труда открыл массивный талмуд. Страницы его кожаные – ходили слухи, будто кожа была человеческой, что явно было неправдой, – пестрели древними символами.
Иногда они менялись.
Иногда даже складывались во что-то, отдаленно напоминающее текст. Порой появлялись и картинки, всякий раз странные, вызывающие внутренний протест, пусть даже в изображенных существах не было ничего действительно уродливого. Было время, когда Скотт старательно перерисовывал все, надеясь разгадать язык, на котором был написан манускрипт. Виделось, что именно в нем ключ к пониманию существа.
Виделось…
Книга кольнула пальцы, напоминая, что пришло время расставаться.
А записи он заберет.
И те немногие вещи, к которым успел привыкнуть за годы добровольного заточения.
– Положи свою ладонь, – велел он мальчишке, и тот вдавил руку в мягкие кожаные страницы. И тоненько взвизгнул, когда шипы пробили кожу.
А чего он ждал?
Кровь и только кровь…
– Прими его заменой… и стражем, – слова, странное дело, дались нелегко. – И да будет его служба долгой…
Будет.
Существо ныне настроено весьма благодушно. Что ж… может, мальчишке и повезет дожить до осознания, насколько серьезно он вляпался.