Там мы живем, говорит она

Да, говорит Асле

А что с ними, с домами? – говорит он

Мы там живем, говорит Сестра

В одном доме живем мы, а в другом Бабушка и Дедушка, говорит она

Знаю, говорит Асле

Конечно, просто я вдруг подумала, говорит Сестра

Что вот там, в самом высоком доме, живем мы, говорит она

Тот, где живем мы, зовется Новым, а тот, где живут Бабушка и Дедушка, зовется Старым домом, говорит Асле

И с виду кажется, будто дома держатся за руки, говорит Сестра

Пожалуй, говорит он

Как мы с тобой держимся за руки, так и дома́ тоже держатся за руки, говорит Сестра

И правда, говорит Асле

и они глядят на дома, никого из взрослых не видно, ни Мамы или Отца, ни Бабушки или Дедушки, только белые дома, один старый, длинный, другой поновее, высокий, и оба так отчетливо вырисовываются на фоне зелени, на фоне зеленого участка с множеством плодовых деревьев, на фоне зеленой листвы деревьев, на фоне черной горы, что огромной черной стеной вздымается ввысь прямо за участком, который поднимается к ней, а за белыми домами красный сарай-сеновал

И черная гора, говорит Сестра

Да, говорит Асле

По-моему, дома держатся за руки, потому что боятся крутой черной горы, говорит она

и Асле говорит, что никогда об этом не думал, но, пожалуй, так и есть, теперь он тоже видит, два белых дома держатся за руки, потому что боятся черной горы, в самом деле так оно и есть, говорит Асле, а Сестра говорит, что черная гора вправду страшная, такая крутая, всегда мокрая, вода течет из родников в горе, говорит она и спрашивает, слыхал ли Асле про синюю гору, и он отвечает, что слыхал

Про синюю гору, говорит Асле

а Сестра говорит, что лучше назвать гору черной, и Асле говорит, что гора скорее черная, и они опять оборачиваются, глядят на шоссе, а я еду на север и думаю: почему дети там одни? почему с ними нет взрослых? почему никто за ними не смотрит? и вижу, как они стоят на обочине узкой шоссейной дороги, а ниже по дороге, чуть в стороне от детей, прямо над Приливной Полосой, стоит голубой домик, и немного впереди по шоссе, чуть дальше голубого домика, есть поворот, машины там, не снижая скорости, огибают Древний Курган, думаю я, а вдруг, думаю я, дети выйдут на дорогу? и вижу посреди шоссе грязную лужу, вижу, как Сестра отпускает руку Асле, выбегает на мостовую, прямо в грязную лужу, и принимается топать ногами, она скачет, а грязная вода брызжет ей на ноги, на платье, хорошо хоть, они в сапогах, думает Асле и говорит, что так нельзя, а Сестра говорит, как здорово, иди сюда, будем топать вместе, а Асле говорит, что она вся изгваздается, так нельзя, Мама-то что скажет? она рассердится, очень рассердится, будет ругаться, говорит Асле, но Сестра словно и не слышит, знай топает в луже, и на платье уже от грязи места живого не видно, все сплошь в грязных пятнах, Асле даже с обочины хорошо видно, и он говорит, чтобы Сестра перестала, ведь мало того что она вся изгваздалась, так играть посреди дороги опасно, вдруг машина выскочит, они же постоянно тут ездят, и вдруг тот, что за рулем, не заметит Сестру, и, даже не додумав эту мысль до конца, Асле выбегает на шоссе, хватает Сестру за плечо, она кричит, но он тащит ее с собой на другую сторону, а она кричит, твердит, что хочет еще потопать, и Асле говорит, что нельзя, пусть она только посмотрит на свое платье, вон как перепачкалось, говорит он, и Сестра глядит на платье