— В рай вы явно не надеетесь попасть, — поинтересовался Подгорный.

— Ну что вы, рай — это фантазия. Бесконечное счастье в принципе невозможно. Да и посмотрите на окружающий нас мир, сколько людей живет в страданиях. Да почти все. Мы болеем, мы завидуем, мы ненавидим. Я уж не говорю о всяких войнах, сумасшедших диктаторах и прочих крайностях. Тот, кто все это придумал, вряд ли мог создать что-то хорошее на другом берегу реки.

— Да вы богохульник, Юрий Борисович, — усмехнулся Подгорный.

Сокольский пожал плечами.

— Я некрещеный и в принципе ни к какой религии не принадлежу, а свои мысли на подобные темы, как правило, держу при себе. Но если и говорить о Боге, как о некой субстанции, более могущественной, чем человечество, то я в это, наверное, верю. Только это вера грустная, знаете ли, и она абсолютно бесполезна.

— А говорят, вера продлевает жизнь. Может, врут?

Сокольский кивнул.

— Продлевает. Но только вера позитивная, когда ты веришь в добро. Просто это добро все время занято и ему не до тебя, но ты веришь в него, всю жизнь до смерти веришь, что однажды оно повернется к тебе лицом, хотя оно так и не поворачивается. А я не верю в добро, я верю в мальчика со спичками.

— В кого? — удивился Подгорный. — В мальчика?

— Ну да, — кивнул Сокольский, — в мальчика. Вот представьте себе муравейник где-то в глухом лесу. Живут там, к примеру, черные муравьи, трудятся, тлю пасут, доят ее, воюют иногда с рыжими муравьями, которые живут неподалеку, — такая планета муравьев, представляете?

Максим с интересом слушал Сокольского.

— И тут мимо проходит отряд ребятишек, которые пошли в поход из ближайшей деревни. Мы — люди, кто мы для муравьев? Да мы по сравнению с ними боги! И вот эти боги приходят на планету муравьев и садятся на бревнышко перекусить после долгого пути. Сидят себе, кушают, анекдоты рассказывают, а вокруг мураши суетятся. Лезут везде, где только можно, в еду, в штаны. Ну и, конечно, ребятишки на них осерчали. Достали спички да и подожгли муравейник. И не стало планеты муравьев.

Сокольский замолчал, задумчиво почесал мочку уха, потянулся к бутылке с виски.

— Вот я и думаю, что если нас какие боги вдруг и окружают, то это только вот такие жестокие дети со спичками. И лучшее, что они могут для нас сделать, это просто пройти мимо.

— Ну вы и философ! Философ-фантаст! — рассмеялся Максим.

— Фантаст? Разве? Вы перечитайте на досуге мифы Древней Греции, там много подобных историй описано, да и в Ветхом Завете легенда про потоп тоже из этой серии. Мир жесток, Максим, и он жесток вне зависимости от того, кто его таким создал. А наше скромное предназначение в этом мире — просто жить, жить для тех, кто нас любит, как бы возвышенно это ни звучало.

— Простите за вопрос, но для кого же вы живете все это время, Юрий Борисович?

Сокольский улыбнулся:

— Да, вопрос сложный. Но я нашел на него ответ еще двадцать лет назад. Если ты никому не нужен, то надо создать себе того, кому ты будешь нужен всегда.

— И что же вы сделали? — удивился Подгорный.

— Я завел себе кошку.

Максим только хмыкнул в ответ.