— Мне нечего бояться, — решительно отрубила Павловна.
— И не надо, — сказал худой. — От вас, товарищ заведующая, требуется только быть бдительной как никогда. Так, сколько хлебных карточек вы уже успели сегодня отоварить?
Вместо ответа Галина добыла из-под прилавка старый кожаный ридикюль без одной ручки, расстегнула его, двумя пальцами выудила небольшую пачку карточек.
— Вот.
Костлявая рука протянулась ладонью вверх.
— Давайте.
Галина положила карточки назад.
— Документы лейтенанта я видела. Ваши попрошу.
Мужчины переглянулись. Лицо милиционера расплылось в широкой искренней улыбке, обнажив белую зубную коронку в левом уголке.
— Оп! Вот это дело! Говорите, товарищ майор, бдительности нет, бдительности нет.
Тонкие губы на лице худого остались плотно сжаты.
— Похвально, товарищ Свириденко. Похвально. — Говоря так, скользнул рукой за обшлаг старого довоенного осеннего плаща, вытащил красное удостоверение, помахал перед Галиной, не раскрывая. — Майор Романов, управление по борьбе с расхищением социалистической собственности. Областное.
— Из Каменца? — уточнила Галина. — А почему не местное?..
— Вашим местным начальством занимаются, — перебил худой. — Законы военного времени. Расстрельное дело, однозначно.
Только теперь женщина побледнела.
— Расстрельное? Почему…
— Потому что за такое убивать надо! — снова перебил Романов. — Не зря здесь лейтенант Яковлев, из уголовного розыска. Карточки, Галина Павловна, мы у вас изымаем. Составим акт, как положено. Выпишем повестку, с ней придете в ваш отдел НКВД, к следователю Храмову. Знаете такого?
— Поселок небольшой. Он же у нас один следователь… вроде… — Тут же спохватилась, будто только что вспомнила. — Есть еще начальник, товарищ Сомов, солдатики дежурят.
— Людей не хватает, — развел руками Яковлев. — Кадровый голод, лучшие на фронте. Мы с товарищем майором ох как хотим вперед, на запад! Но приказ есть приказ, в тылу тоже работы полно. Сами же видите.
— Ничего я пока не вижу. — Галина снова полезла в сумку. — Карточки как карточки.
— Хорошо, если так, — кивнул Романов. — Значит, если с ними правда порядок, товарищ Романов отдаст их обратно, тоже под расписку. Ну а если подделка — придется вспомнить, кому вы их отоваривали. Они же еще не погашены?
— Я это делаю. Все это делают в конце дня.
— На сегодня ваш рабочий день завершился. Напишите на дверях. Что хотите, то и пишите, короче говоря. Закрыто, и все. Будьте дома, никуда не ходите. Повестку вам дадим на завтра, на утро.
— Да что случилось, могу я узнать, в конце-то концов? — Вот теперь Галина почувствовала: грань, готова сбиться на совсем не нужную тут истерику.
— Фальшивки гуляют, — не сказал — выплюнул Яковлев. — Где штампуют, черт их разберет. Главное, качество типографское. На первый взгляд от настоящих не отличишь. Потом хлеб, полученный по этим карточкам, перепродают на черном рынке. Знаете, сколько всего можно купить или выменять на хлеб?
Галина уже слышала о таких случаях. Но считала — все это происходит в больших городах, их Сатанов — небольшой поселок. До войны без малого две тысячи человек жило, сахарный завод работал, МТС, электростанция, кооперация потихоньку развивалась. Война забрала многих, сейчас хоть бы больше тысячи наскреблось.