Буксир устремлялся в ночь. Дождевой шквал налетел на него и с шипением ушел за корму. Бальтрум остался позади, и в свете выныривающей из-за облаков луны появились очертания острова Нордерней. Опьяненный триумфом, я лежал, скорчившись в своей раскачивающейся колыбели, и обыскивал каждый закуток моей памяти, чтобы вытряхнуть его пыльное содержимое, предать большую часть огню, а остальное освежить в свете недавнего открытия.
Думы мои касались вещей, а не персон, высоких государственных материй, а не грязных личностных интересов, столь тесно с ними связанных. Но в один миг я внезапно был возвращен на землю, чтобы вспомнить о себе, о Дэвисе и о насущных проблемах.
Как я понял по характеру брызг, залетавших в лодку, мы снова меняли курс. Я услышал голос Гримма и, улучив момент, выглянул наружу. На траверзе левого борта широко открывались яркие огни города Нордерней и променада, и буксир, как заключил я, собирался войти в Зее-Гат[111].
Судно описывало циркуляцию, пробиваясь через неспокойные воды над отмелью, пока его нос не устремился к югу, а ветер не оказался на правой скуле. Не далее как в миле находились вилла, яхта и три участника драмы. Три, это если с Дэвисом все в порядке.
Мы собираемся зайти в гавань на Нордерней? Господи, какая кульминация! Если, конечно, мне удастся воспользоваться ею. Здесь моя работа сделана, самое время присоединиться к Дэвису и довести наш план до конца!
Отчаянная идея перерезать шлюпочные тали – я краснею, вспоминая о своей глупости, – умерла, едва родившись. Вместо этого я постарался проиграть в уме наше приближение к пирсу. Моя лодка находится по правому борту, то есть с дальней от причала стороны. Вода стоит низко, пользуясь суматохой прихода в порт, я могу выбраться на шлюп-балку, спрыгнуть в море, переплыть через углубленный земснарядом фарватер – всего несколько ярдов, – подобраться по отмели как можно ближе к «Дульчибелле» и проплыть оставшееся расстояние. Я обтер с глаз соленые брызги и размял затекшие ноги. Эге, неужели Гримм снова передает руль? Шкипер спустился в каюту, оставив у штурвала матроса. Нам полагалось забирать влево, но нет, мы шли прежним курсом – на юг, к материку.
Хотя намеченный план рухнул, стремление попасть к Дэвису, стоило ему зародиться, стало стремительно нарастать.
Пункт нашего назначения тем временем определился. Мы вошли в канал, которым воспользовались во время вояжа вслепую на Меммерт и которым я плыл на пароме два дня назад. Это был тупик, ведущий только в одно место – к пристани под Норддайхом. То было единственное место на побережье, как сообразил я, где буксир мог причалить при такой стадии отлива. Там пирс окажется у нас по правому борту, я вынужден буду затаиться в своем гнезде, пока пассажиры не выгрузятся, а буксир с баржей не возьмет курс на Меммерт. А на Меммерте меня ожидают рассвет и разоблачение.
Должен быть выход, должен быть, твердил я себе. Неужели я не вынес ничего из долгих уроков, которые преподал мне Дэвис об этом странном крае? Как он поступил бы на моем месте?
Вместо ответа послышалось знакомое «фыр-фыр» прибоя о вышедшие на поверхность пески. Волнение слабело, канал сужался, по правому борту простирались почти не видимые в темноте бескрайние мили новообразованных островов. На палубе находились только двое, луна скрылась за авангардом туч нового дождевого шквала.