«Мессер» на мгновение застыл на восходящей, потом развернулся на крыло и камнем упал вниз. На месте его падения поднялся огромный фонтан воды.

– Сергей, ты вправо, я влево – циркуляция. Посмотрим, что с «худым» стало.

От удара о воду «мессер» развалился, и крылья плавали отдельно от фюзеляжа. Тяжелый мотор тянул корпус вниз. Задрав хвост, истребитель несколько минут пробыл в таком положении и, выпустив воздушный пузырь, медленно ушел под воду. Летчик не успел выпрыгнуть с парашютом, фонарь кабины был закрыт. И на поверхности воды его не было видно.

– Запишем как сбитого в групповом бою, – прозвучал по рации голос Сергея. – Ты фото успел сделать?

– Нет.

– Вот и я нет.

На «Номадах» для воздушной разведки стояли фотоаппараты, с помощью которых можно было делать вполне качественные снимки – американская оптика не уступала немецкой.

– Штурман, место боя засеки!

– Уже!

Погнавшись за легкой добычей, немец из охотника превратился в жертву. Оба экипажа впервые применили пулеметы в реальном бою и убедились в мощи оборонительного оружия. Это поднимало их боевой дух и веру в технику, на которой они летают.

Сергей тут же запросил Тихона по радио:

– На базу сообщать? Мне или тебе?

– Давай ты.

Истребитель мог оказаться не одиночкой. Тяжелые Ме-110 залетали и дальше, но в высоких широтах чаще использовались как разведчики.

Тихон слышал переговоры Сергея с базой:

– Повреждения есть?

– Никак нет, оба целы.

– Продолжайте выполнение боевой задачи.

Да кто бы сомневался? И без указаний продолжили бы!

В кабине попахивало порохом. Это не «амбарчик», где носовой стрелок находится в открытой кабине, а у заднего она хоть и закрытая, но щелевая, пороховую гарь мигом выдувает.

Однако Тихон вспоминал МБР-2 с теплым чувством. Устаревший деревянный самолет ни разу его не подвел, вывозил из тяжелых передряг, научил особенностям морской авиации. И для Тихона пересесть с «амбарчика» на «Номад» – это как с У-2 на Як-1, значительно проще. «Номад» был совершеннее, но неказистый на вид «амбарчик» вывез на себе всю тяжесть войны, особенно первых ее лет, самых трудных и напряженных.

И этот полет, и несколько последующих прошли обыденно. Экипаж освоился с самолетом в полной мере.

Каждая модель имела свои особенности в пилотировании. Да что говорить, два самолета даже одной серии, вышедшие с одного завода, могли иметь отличия и свои особенности в пилотировании.

Пользуясь коротким летом, наше командование подтягивало войска – по железной дороге, по реке Северная Двина на пароходах и баржах. Те, кто служил на северах, видели, как пополняются склады боеприпасами, питанием, топливом. А самый верный знак предстоящих боевых действий – развертывание новых госпиталей. Никто из командиров полков ничего не говорил, но все уже знали, видели, чувствовали – готовится наступление. Наши на всех фронтах сильно теснили немцев, и уже никто не сомневался в скорой победе.

Однако фашисты сопротивлялись упорно, особенно на Севере. И если на Восточном фронте потери немцев были велики, в окопах сидело много новобранцев. И это были уже не те немцы, что вторглись в СССР в сорок первом году. Те были откормленные, наглые, опытные, прошедшие всю Европу. Нынешние – с подорванным крупными поражениями духом, худые, зачастую в очках, чего раньше за немцами не наблюдалось.