– Но я не могу так жить! – закричала я. – Не могу жить с мертвым парнем, который преследует меня по пятам, лапает, целует мертвыми губами, набрасывается, не дает покоя! Как я могу с этим жить?

– Кэйтлин, послушай. Я тебя не обманываю. Я действительно ничего не могу поделать. – Она привалилась к стене. Лицо ее стало бледнее обычного. Оно почти растворялось в солнечном свете, струившемся из стеклянной стены. – Тебе придется разобраться с Блэйдом самой.

– Что-о? – охнула я. – Как это самой? Ради бога, Дина, что ты несешь? Я-то что могу сделать?

– Разве это не очевидно? – сказала она. – Тебе придется убить его снова.

Тем вечером, стоя за прилавком с попкорном, я, должно быть, выглядела растерянной и пришибленной. Рикки без конца подходил и спрашивал, все ли со мной хорошо.

– Если хочешь, можешь взять перерывчик минут на десять, – предложил он после того, как я отработала час. Какая щедрость!

В кинотеатре сегодня хватало народу. Я не сводила глаз со входа. Стоило заметить кого-то в красном, как у меня перехватывало дыхание. Блэйд наверняка еще появится. Придет, чтобы изводить меня, чтобы терроризировать.

К концу смены я была вконец измотана. Разбита. Я чуть не забыла о том, что собиралась повидаться с Джули после работы.

Я встретилась с ней в «Свежей нарезке», салатном ресторанчике у «Синеплекса». С тех пор как Джули стала вегетарианкой, мы часто там встречаемся.

– Как дела? – спросила она, изучая меня.

Я пожала плечами:

– Не так уж и плохо. Я пахну попкорном?

Джули кивнула.

Мы нарубили себе салатов. Я не обращала внимания, что кладу в свой. У меня слишком сводило живот, тут не до еды.

Мы сели друг напротив друга поодаль от открытых входных дверей. В соседней кабинке двое малышей канючили и жаловались матери.

– Но я ненавижу салат.

– У меня листья в зубах застревают. Терпеть это не могу. Фу, гадость.

– Мы хотим в «Макдоналдс»!

– Это вкусно, – уговаривала их мать. – Скушайте хоть немножко, и я вам мороженого куплю.

– С шоколадной крошкой?

– Ну хорошо. С шоколадной крошкой.

Это обещание утихомирило их. Дети – они такие, всегда ведутся на подкуп.

Джули подмешала вилкой заправку в салат, не сводя с меня темных глаз. Ее светлые волосы свободно спадали на лямки полосатой майки. На правой мочке ее уха я заметила пластырь.

– Что у тебя с ухом? – показала я.

Джули закатила глаза:

– Неудачно проколола.

– Ты снова проколола уши? Очень смело с твоей стороны. – Как я уже говорила, Дневничок, Джули жутко нерешительная. Сама себя она называет «старомодной».

– Ну да. Хотела, чтобы в двух местах, но тот парень где-то напортачил. Занес инфекцию.

Я поцокала языком.

Джули еще раз помешала салат.

– Давай не будем обо мне, – сказала она. – Ты сегодня утром сбежала с занятий. Что случилось?

Я положила вилку.

– А что? Обо мне уже сплетничают?

– Кэйтлин, я видела, как ты убегала. Ты неслась так, будто за тобой черти гонятся. Тебе стало плохо или что?

Я открыла рот, чтобы ответить, но передумала. В голове царил сумбур. Видя, с каким беспокойством Джули смотрит на меня через стол, я вдруг решилась сказать ей правду.