Алёна негромко шушукалась с бабушкой, рассказывая о службе и своем пребывании во дворце, расспрашивая о многочисленной родне. Олег слушал краем уха, хотя и старался не подслушивать, но когда звучало его имя – удержаться не мог. Но все же он больше разглядывал собравшихся за столом. Кого-то узнавал, например старшего сына, тоже Ивана, и его жену, но многих и не видел никогда.

Впрочем, если встречал, не узнать кого-то из Емановых было трудно, одна порода. Старый пластун, к слову, за минувшие годы почти не изменился. Как было ему на вид около сорока, так и осталось, разве что морщины стали глубже. Невысокий, вровень с женой, худощавый – на вид плевком перешибешь, почти лысый, пропеченный солнцем до бронзового цвета. И сыновья похожие, разве что младший бороду носил.

Только несерьезным видом старика Олег и с самого начала не обманывался, повидал он таких в жизни, двужильных. Знавал одного сержанта, такого же вот склада, который очень любил длинные марш-броски в полной выкладке. И когда здоровые лбы вроде самого Олега обливались потом и спотыкались от усталости, этот только посмеивался да подгонял, как будто и не бежал наравне со всеми.

– А что, Олег, баню-то ты еще уважаешь? Как оно с этим делом у князя? – спросил Еманов-старший под конец ужина, уже и самовар почти весь выпили.

– Да какая там баня, слово одно, – охотно отозвался Олег. – И веников твоих нет, и попарить хорошо некому.

– Добро. Значит, затопим, как вернемся, – удовлетворенно кивнул старик. – А пока пойдем-ка дров наколем.

Олег без возражений выбрался из-за стола, осторожничая, чтобы не толкнуть соседей и ничего на столе не уронить, – без привычки покинуть длинную общую лавку было не так-то просто. Это Еманову хорошо, он на стуле со спинкой сидел, ну да на то он и глава семьи.

Шарик встречал у двери. Лизал руки и ворчал, жалуясь на несправедливую разлуку и на то, что его, как собаку, на дворе оставили. Хотя до этого, воевода узнавал, дрых без задних ног в тени между сараями. Но не потрепать пса за ушами не мог. Остановился поговорить, извинился, что чужой дом – чужие порядки, а вот как в свой новый приедут, так никто его притеснять не станет!

– Никогда я к этому не привыкну, – насмешливо проговорил Еманов, когда они через минуту стронулись с места. – Тетешкаться с собакой, как с ребенком… Испортил пса, избаловал. Он у тебя небось к охоте уж и не годен, а какой кобель был!

– А я тоже к охоте не годен, так что мы с ним друг друга понимаем, – отмахнулся от этого ворчания Рубцов.

На двор опустились сумерки, но дорогу к дровяному сараю и к колоде под навесом Олег и без хозяина нашел бы легко – все это тоже как будто не изменилось за минувшие годы, а он до странности ясно помнил эту станицу и весь этот двор, как будто не десять лет с лишком минуло.

Старик сел на поленце в стороне, Шарик прихватил один из чурбачков поуже и улегся разбирать его в щепы, а воевода без слов и уточнений скинул рубаху и взялся за топор.

– Жениться, значит, надумал. – Еманов не стал долго тянуть с разговором, за которым гостя сюда и привел. – А что ж раньше-то не сподобился?