Да, все было ясно и просто Иосифу в его молодые годы в отношениях с этими русами. Когда русские князья набегами врывались в его земли, чтобы жечь, грабить, насильничать и пленять его подданных славян, булгар и печенегов, он воевал с ними, опустошал их города, брал с них большую дань, а молодых русов – мужчин, женщин и детей – уводил в плен и по дорогой цене продавал в рабство в Армению, в Иран, в Персию и даже в Константинополь. Потому что только язык меча понимает держащий меч, и только Сила управляет мужчинами-язычниками, как Трепет управляет женщинами, а Мудрость управляет миром.

Но если говорить с полной честностью, то нельзя отрицать и того, что никакие войны – ни с венграми, ни с уральскими гузами, ни с абхазами или с турками – не привлекали и не возбуждали Царя Иосифа так, как войны с русами. Хотя к самой-то войне с ними он относился только как к разминке перед главной охотой, как к тому, что купцы, приходящие с севера, называют закуска. А главным блюдом и его главной, царской добычей было во время этих походов совсем не золото и меха, и не мед, и не тысячи молодых рабов, а тот особый тип юных женщин, который невозможно обрисовать простым словом красавица. Да, конечно, они были красивы, и даже больше того – они были прекрасны и лицом и телом. Не зря же с самого детства они носят на каждой груди по маленькой круглой золотой, серебряной или – если уж их родители совсем бедны – деревянной накладной коробочке. Эти коробочки не допускают роста груди, а удерживают их в малом и приятном для глаза и рук размере. А уж если девушка обучена с детства следить за своей грудью, то она следит и за красотой всего своего тела и лица. Но помимо этой внешней красоты лица и тела, тонких волос, золотых, как пчелиный мед, и глаз, синих, как северные озера, и высокой шеи в зелени бус, и белых лебединых рук в серебряных браслетах – помимо всей этой красоты, искал Иосиф среди пленных русских красавиц еще что-то, невозможное высказать словами. Искал – и находил. И всякий раз, когда его взгляд натыкался наконец на ту, которая заставляла замереть его охотничье сердце, он обнаруживал, что и эта, новая, роднится со всеми его предыдущими русскими наложницами одним непременным качеством.

Это всегда были юные женщины с вытянутым станом, бездонными синими глазами, удлиненным лицом, тонкой прозрачной кожей и прямым взглядом. Казалось, что ничто не отличает эту новую находку от других пленниц, но Иосифу было достаточно именно этого ее прямого взгляда, чтобы среди сотен женских лиц выделить и опознать ту, иметь которую было для него тайным, навязчивым и почти маниакальным вожделением с момента выхода из его крепости в Итиле. И когда это случалось, когда он – наконец! – натыкался глазами на эту единственную – желанную, все замирало в нем – пульс, мысли, дыхание. И какой-то неизвестный и непереводимый на слова способ внеречевого общения возникал между ним, Царем, и этой русской дивой, возникал сразу, в тот первый момент, когда глаза их встречались. И – Царь огромного государства, Каган и Владыка просвещенных иудеев, хазар, мусульман и диких идолопоклонников, сын Авраама и потомок иудейских царей, которые были осью и корнем всех народов со дней Адама и Евы, – Иосиф Тограмский даже затылком чувствовал в этот миг, как эта дива, вглядываясь в него,