– Ого! – только и смог сказать Алекс, когда лучи фонарей осветили найденное проводником место.
– А вот здесь, кажется, кто-то обитал! – подытожил Алай. – Там, в столе, я нашел немного крупы, спички, стопку газет за прошлый год и дырявое одеяло.
– Туристы? – Череп прошел, заглянул в стол и брезгливо поворошил находки дулом пистолета.
– Да мало ли кто, – отмахнулся Алай и принялся развязывать рюкзак. – Меня больше волнует сейчас, чтобы мы поскорее поели и легли спать. Утром все осмотрим.
– Наверное, бедолага услышал, как мы кричали, и свалил от греха подальше! – не унимался Череп. – Решил, что к нему в гости эти, как их, духи пожаловали!
– Духи безобиднее людей! – хмыкнул Алай, вытаскивая и расстилая спальник. Вслед за ним появилась зажигалка, большая бутылка воды, хлеб и какая-то «быстрорастворимая» лапша. – Подай, пожалуйста, несколько газет и вот те доски и ветки.
– Точно! – Череп охотно притащил все, что потребовал проводник, и, глядя, как он сооружает костер, уточнил: – А что ты там про духов говорил?
– Свет… – Ни к селу, ни к лесу вдруг заявил Алай, полностью поглощенный разжиганием костра, и только после того, как пламя заплясало на серых, с оставшейся в углах побелкой, обшарпанных стенах, пояснил: – Иногда души светятся. Сегодня мы увидели не свет от свечи или фонаря. Мы увидели духа. Их тут много. Может, это был даже сам дух начлага.
– Кого? – Алекс, не теряя зря времени, по примеру Алая тоже расстелил у костра спальник, вытащил припасы и растянулся у огня, с наслаждением жуя бутерброд.
– Начальник лагеря! – пояснил Алай. – Говорят, его предали и расстреляли за измену родине. Но на самом деле он просто полюбил девушку, которая однажды спасла ему жизнь.
– Оп-па! – Черепу надоело сидеть на рюкзаке. Расстелив спальник напротив Алая, он уселся и принялся откручивать крышку у темной бутылки без этикеток. – Местный фольклор? Или дух начлага поделился воспоминаниями? – И сделав несколько глотков, предложил: – Мужики, давайте за духов! Не фуфел какой! Самогоночка моя! На орешках настоянная.
– Давайте! – повеселел Алай, пару раз глотнул из бутылки и передал ее Алексу, а сам принялся рассказывать: – Ты прав, Дима. Почти воспоминания духа. Точнее, моего прадеда. Сам я его почти не помню. Маленький был, когда он умер. Батя потом рассказал, что мой прадед тут работал. Недолго, правда. Но зато был правой рукой этого самого начлага – Трофимова Александра Ивановича. Оказывается, хороший он был человек. Помогал и заключенным как мог, и деревенским. Точнее, жителям одной деревни – той, где жила его жена с сыном.
– Ну, а чего не помочь, если доступ к жрачке для целого лагеря! – Череп перехватил бутылку и, снова сделав глоток, взял лежавший на газете бутерброд. – Так как там наш Робин Гуд попался в руки правосудия?
– Дед рассказывал, что предал Трофимова один молодой охранник. Приехал из самой Москвы вроде как на работу устраиваться. Ну согласись, что, поближе работы не нашлось, если так разобраться? – Алай принялся чистить припасенные яйца, не забывая рассказывать. – Ну вот, значит. Дело летом было, а в конце осени начал Трофимов готовить обоз с провизией для семейства своего на зиму, ну и для деревни, где они жили. Вот и углядел тот, молодой, да, видать, решил выслужиться. Доложить в Москву о расхищении народного хозяйства. – Алай замолчал, с наслаждением съел яйцо и закончил: – Назначили день, когда мой прадед обоз повезет, да только не успели. Рано утром нагрянула проверка из Москвы, ну и обоз – вот он! Начали дознаваться, кто, откуда? Тут молодой и сдал начлага. Рассказал все как на духу, что припасы эти Трофимов для своей семьи приготовил. Ворует, так сказать, зараза, коммунистическое добро. Ну и все. Того в карцер. А прадеда оправили в Барнаульский комиссариат с донесением. Вот только когда он через три дня вернулся, лагерь оказался пуст, и что здесь произошло, куда делись все люди – до сих пор неизвестно.