Карлович поведал репортерам о великих событиях, я больше отмалчивался. Это понравилось репортерам. Герой должен быть скромным. Потом нас фотографировали. Мне вручили винтовку с примкнутым штыком и попросили принять героический вид. Я сделал зверскую рожу. Попросили помягше. Мучили долго. Затем репортеры захотели снять нас с Брусиловым. Генерал, к моему удивлению, согласился. Тщеславие… Его одели в мундир, вынесли во двор и усадили на табурет. Меня, Карловича, Леокадию и дантиста разместили по сторонам. Это я потребовал снять всю операционную команду, фотографы планировали только нас с Карловичем. В заключение у входа в лазарет выстроили персонал лазарета для общей фотографии с командующим фронтом. Народ позировал с удовольствием – фотография здесь событие. Это не мой мир, где даже у школьников камеры в смартфонах. Карлович договорился об отпечатках и дал денег. Фотографии прислали. Целый день санитары и сестры милосердия носились с ними, показывая друг другу и тыча пальцами в едва узнаваемые из-за масштаба лица. Не избежали этого поветрия и врачи. А когда пришли газеты со статьями… Хорошо, что Карлович догадался заказать их много. Досталось каждому. Персонал сел писать письма домой. В конверты вкладывались вырезки или газеты целиком с фотографиями фигурантов. Я в этом не участвовал. Кому писать, неизвестно, а фотографии… На кой они мне?
Все когда-нибудь кончается, завершился и этот дурдом. Потекли серые будни. Я оперировал – несмотря на затишье, раненых привозили, лечил больных – их тоже хватало, регулярно навещал выздоравливавшего генерала. У меня с ним установились доверительные отношения, каковые нередко случаются между пациентом и врачом. Как-то, придя с визитом, я застал Брусилова за странным занятием. Он рассматривал фотографии, которые покрывали одеяло. Вскрытый конверт валялся рядом. Бросив взгляд, я различил на фото большой агрегат гусеницами по бокам. Они огибали весь корпус целиком. Рядом стоял человек в незнакомой форме. На фоне громадной машины он выглядел крохотным. Танк? Их уже изобрели? Та-ак, похоже на английский Mk.
— Нравится? — спросил Брусилов, заметив мой интерес.
— Убожище!
— Не скажите! — улыбнулся генерал. — Это самоходная бронированная машина для преодоления укрепленных позиций противника. Вооружена пулеметами и пушкой, которые установлены спереди и в боковых спонсонах. Сухопутный дредноут.
— С какой скоростью он едет?
— Четыре версты в час.
В этом мире Россия перешла на метрическую систему после русско-японской войны. Но привычка к старым осталась, особенно, у немолодых людей.
— Пешеход движется быстрее.
— Зато машина преодолеет окопы и траншеи.
— Если доползет.
— С чего такой скептицизм? — удивился генерал.
— Машина большая и тяжелая. Высокая нагрузка на подвеску делает ее ненадежной. Наверняка, очень ломучая. К тому же высокий силуэт, немаленькие размеры, а также низкая скорость делают ее легкой мишенью для артиллерии. Противник успеет развернуть пушки и расстрелять машины издалека. Чье это изобретение? Французское?
— Английское.
— Предлагают купить?