— Сначала осмотрю командующего, — отказался Бурденко.

У Брусилова он пробыл около часа. Сам снял повязку и исследовал рану. Выслушал и выстукал генерала, заставив того морщиться. Затем забинтовал и сделал нам знак выйти.

— Удивительно! — сказал в коридоре. — Пациент слаб, что неизбежно после такого ранения и потери крови, но пребывает в сознании, да и выглядит на удивление хорошо. Говорите, после ранения прошло два дня? Не могу поверить! Рана почти затянулась.

— Это Валериан Витольдович, — указал на меня Карлович. — Чудеса творит.

— Любопытно, — заинтересовался Бурденко. — А ну-ка, молодой человек!..

Пришлось рассказать все – об операции и свечении. Последнее Бурденко не заинтересовало, похоже, счел фокусом. А вот об операции расспросил подробно. Пришлось даже показать. Я взял резиновую трубку для дренажа (здесь их называют «гуттаперчевыми), надрезал и заштопал под надзором гостя.

— А если сосуд полностью разорван? — поинтересовался Бурденко. — Взялись бы шить?

— Стент нужен.

— Что такое «стент»?

— Трубка… — я едва не сказал «из пластика». — Из золота или платины. Подходящего диаметра, тонкая и перфорированная по всей протяженности. Лучше из сетки. Ткань сосуда прорастет сквозь отверстия и закроет стент изнутри. Это убережет пациента от тромбов.

Демонстрируя, я взял иглу для переливания лекарств и надел на нее с обеих сторон резиновую трубку.

— Почему золото и платина? — поинтересовался Бурденко.

— Химически инертные металлы, которые не отторгаются организмом.

— Любопытно, — сказал Николай Нилович. — Где учились?

— Мюнхенский университет в Германии.

— У Бауэра?

— У него.

Сказав это, я сжался. Сейчас спросит что-нибудь про этого Бауэра, а я – ни уха, ни рыла. Но Бурденко не спросил.

— Читал его статьи в медицинских журналах, — сказал. — Мясник, но хирург хороший. Не знал, что в Германии делают такие операции. Неудивительно, что у них процент вернувшихся в строй раненых больше нашего.

— А сколько у нас?

— Чуть более сорока процентов, — вздохнул он.

— Откуда данные по Германии?

— Мы получаем их медицинские журналы. Из Франции, — пояснил он в ответ на мой удивленный взгляд. — Она с немцами не воюет. Вот что, Валериан Витольдович! Вам нужно выступить на конференции военных врачей. Она состоится через месяц. Готовьте доклад.

— Я зауряд-врач.

— Вы – талантливый хирург. Не возражайте! Моих знаний достаточно, чтобы это понять. Ваш опыт заслуживает распространения. Расскажете об операции на сосудах, этих ваших стентах. Продемонстрируете методику на мертвых телах, а коли случится – на раненых. Не дай Бог, конечно! — он перекрестился. — Кстати. Ранения головы приходилось оперировать?

Ну да, операции на мозге – конек Бурденко.

— Не довелось, Николай Нилович!

— А если б пришлось? Как бы действовали?

— Для начала открыл бы доступ к ране, для чего расширил отверстие в черепе. Удалил бы осколки костей и сгустки крови, после чего зашил кожу и отправил раненого в тыловой госпиталь для лечения хирургами с большим опытом.

— А извлечь пулю или осколок?

— Для того, чтобы определить их месторасположение, нужен рентген. В лазарете его нет. Мозг – крепкий орган. Если раненый не погиб сразу, то пуля или осколок не задели жизненно важных центров. Не обязательно доставать. Со временем пуля или осколок закапсулируются, раненый поправится. Лезть в мозг наудачу – это риск повреждения крупных сосудов. Их в мозгу много, особенно в области синусов. А дренаж не поставишь – кругом череп. Кровоизлияние приведет к смерти больного, в лучшем случае – к инвалидности.