— Куда мне старому. Прошло время. Раньше бы.
— Таких, как я, ты и сейчас в карман посадишь.
— Не то, не то. Силы не стало.
Корней вздохнул и, чтобы прервать неприятный разговор, обратился к дочери:
— Лапша готова?
— Сейчас будет, — ответила девушка.
— С дороги Погда-паш, наверное, есть хочет. Подай!
Анюта достала с полки деревянную чашку, ложку и пошла к костру, на котором давно уже кипела лапша. Погда-паш принялся за еду, сидя на том же месте у шаала. С лапшой он расправился в две-три минуты. Облизал чашку и возвратил девушке, плутовато взглянув на нее.
— Какие новости в больших местах? — поинтересовался хозяин.
— У вас нынче должно быть больше новостей.
— Какие у нас новости…
— Говорят, в ваших местах бандиты появились.
Анюта вздрогнула и села ближе к собеседникам.
— Ты, старый охотник, должен знать, — продолжал Погда-паш.
— Если были бы, — знал бы, — спокойно отозвался Корней.
Девушка перевела дыхание и опустила просиявшие глаза.
Но Погда-паш не отставал.
— В улусе говорят: и Санан и Максим — оба в ваших местах живут.
— Может быть, и живут. К нам не заходят.
Тогда Погда-паш обратился к девушке.
— Наверное, Анюта видела?
— Девушка никуда не ходит, — ответил за нее отец. — Мать умерла, в юрте дела много.
Гость замолчал, но продолжал в упор смотреть на девушку. Он, видимо, любовался ею. Анюта поднялась и прошла в дальний, темный угол. Тогда Погда-паш резко повернулся к старику.
— Ну, Корней, надо долг платить. Торговец больше не ждет.
— О каком долге говорит Погда-паш? — тихо сказал старик, следя глазами за дочерью.
— Забыл? А в прошлом году не брал? — почти крикнул гость.
— Уплатил. К сроку уплатил.
— А прибавку забыл?
Корней опустил голову. Погда-паш вскочил с места и стал подсчитывать белок, повторяя одно и то же: «С вами добром разве можно говорить?»
Старик молчал, Анюта впилась в гостя гневными глазами. Лицо ее пылало.
Закончив подсчет, Погда-паш спрятал пушнину в мешок и снова сел на свое место, ворча:
— Еще девять белок не хватает.
Разговор больше ее клеился. Анюта подошла к широкой скамейке у шаала и легла вниз лицом на кошму. В юрте стало еще тише. Посидев еще немного, легли и Корней с Погда-пашем.
Утром Погда-паш даже отказался от еды. Поднявшись со скамейки, на которой спали, он схватил мешок с пушниной и вышел, не сказав ни слова на прощанье.
Корней, низко опустив голову, стал набивать трубку табаком. Он, казалось, ничего не видел и не слышал.
— Как теперь жить будем? — шептал старик.
И вдруг Анюта звонко рассмеялась.
Отец удивленно взглянул на дочь. А она выбежала на улицу и скоро вернулась с беличьими шкурками. Весело бросила их к столу.
— Как? Погда-паш разве не взял?
— Не такой он человек, чтобы не взять, — снова рассмеялась Анюта. — Я просто вчера вечером вместо белок положила мох.
— О-о, дурочка! — застонал старик. — Погубила мою голову. Тастак-бай теперь нас обоих съест.
— Не бойся, отец. Санан говорит: теперь другие порядки. Прибавку нельзя брать.
— Ты еще мала, — рассердился отец. — Куда при нужде пойдем? После этого Тастак-бай и соли не даст.
— Сельсовет лавку строит. Там все будут продавать.