— Ничего. Ночь просидит — не замерзнет, а завтра умнее будет, — громко ответил Санан и приказал всем двинуться назад.

— А ты зачем остаешься? — спросил Муколай.

— Помните свое слово? Обещались меня слушаться? Еще не все сделано. Идите, я скоро вас догоню.

Ребята нехотя повиновались. Медленно, то и дело оглядываясь, один за другим спустились к реке. Проводив их глазами, Сатан несколько раз обошел вокруг амбара, потом подошел к двери, отомкнул и негромко сказал:

— Слушай, Сергей! Мы не бандиты, и мы тебя не тронули. Не трогай и ты наших друзей. Тронешь — хуже будет. Второй раз живым не выпустим. Слышишь?

— Слышу, — глухо ответил пленный.

Санан приоткрыл двери и с размаху бросил в темноту амбара ключ и наган.

Вслед затем Сергей услышал, как скрипнул под лыжами снег…

Ровно в десять утра председатель волисполкома вошел в свой кабинет. Там его, как всегда, уже поджидал делопроизводитель — широколицый, плечистый Ийванан.

— Товарищ председатель, когда прикажете собрать отряд для преследования бандитов?

— Не надо! — вяло отмахнулся Сергей. — Слишком много шуму. А у бандитов везде свои люди. Надо отобрать особенно надежных людей. Дайте мне список, я его просмотрю сам. И прошу вас держать это в самом строгом секрете.

У шаала сидела девушка и грустно смотрела на пламенеющие угольки: это все, что осталось от огромного кедра, который еще недавно стоял у юрты — один среди молодых, веселых пихт. Девочкой она любила играть под ним. Строила шалаш, в котором все было, как в настоящем охотничьем жилище, вплоть до кочерги, лежавшей у кострища. Девочка играла, а могучий кедр над игрушечным шалашом лениво покачивался от ветра.

А сколько прекрасных, тяжелых шишек пряталось в его длинной, густой хвое!

И вот старый друг высох. Весной отец срубил мощное дерево, разрезал его на двухаршинные чурки и перенес к юрте. Потом расколол на тонкие поленья, и Анюта подтаскивала их к шаалу, разжигала берестой. Поленья горели весело и шумно…

Но вот от огромного кедра остались одни угольки…

Девушка смотрит на остывающий пепел, и ей начинает казаться, что скоро она сама догорит так же, как догорело любимое дерево.

«Высохну и замолчу, как эти угольки», — думает она.

Детство Анюты было невеселым и грустить ей приходилось часто. А теперь, когда умерла мать и они остались со стариком Корнеем только вдвоем, девушке стало совсем тяжело. Отец после смерти матери сгорбился, еще больше поседел и, когда остается дома, целыми днями поет унылые песни. Эти песни, как игла, прокалывают сердце. Особенно одна:

Слушая ее, девушка отворачивалась в сторону и плакала. Почему она не родилась мальчиком? Род отца не умер бы, люди звали бы ее отцовским именем.

И в памяти девушки снова оживают недавние черные дни…

Все выше поднималось солнце над горными хребтами, все отвеснее падали на землю его лучи. Начал таять снег. Зашумели речки. Прилетели скворцы. Все кругом пело, смеялось и радовалось.

Одна Анюта не радовалась. Она видела, как вместе со снегом таяла мать. Видел и отец. Но молчал. Он почему-то боялся заговорить об этом с дочерью.