Вряд ли Студент видел когда-нибудь этот кабинет наяву, уж больно на кошмарный сон похоже. Может, с бодуна и приснилось однажды, кто знает. Или это очередная лекция-проекция Лютого. Но звук копошения этих тел – будто горячие макароны размешивают в огромном чане, он порой стоит у него в ушах. И густая смесь запахов пота, крови и какой-то деликатесной жратвы, вроде консервированных крабов… Может, было, может, не было. Но когда-нибудь обязательно будет. Лютый обещал, а он зря помелом мести не станет.
Глава 2
Возвращение Голована
Пассажир с тридцать третьего места сел в поезд на небольшой станции под Череповцом. На него сразу обратили внимание. Он был ненормально огромен для этого купе, для этого вагона, для всего, словно экскаватор в кооперативном гараже, – костистый, большеногий, широкогрудый, с длинными руками-ковшами. По коридору вагона он продирался боком, пригнув похожую на шишковатый куб голову; свой фанерный чемоданчик держал не всей ладонью, а только последними фалангами пальцев – остальное просто не пролезало в чемоданную ручку. Для лица с крупными, грубыми чертами почему-то не хватало места на огромной, как самовар, голове, и оно расползалось в стороны, куда придется. Нижняя челюсть упиралась в грудь, переносица задралась к линии редких, седоватых волос, практически не оставив места для лба. Зато между носом и верхней губой осталось огромное пустое пространство, которое придавало пассажиру удивительное сходство с гориллой. А близко посаженные глаза и нечистая рябая кожа это сходство только усиливали. Хотя определить его возраст было трудно, но судя по морщинам и тусклым глазам – лет за сорок, а может и под пятьдесят.
Он добрался до своего места, сел, согнувшись в три погибели. Окинул взглядом притихших соседей.
– Ну-ка, кореш, сгоняй в ресторацию-хренацию, притащи выпить-закусить! – трубно приказал он, глянув на степенного мужичка с зачесанными назад, валиком, черными волосами. И тут же прикрикнул: – Мухой давай, ну!
И хотя денег он при этом не предложил, мужичок, будто катапультированный, вылетел в проход и помчался в сторону вагона-ресторана. Через несколько минут он вернулся, принеся бутылку «Московской» и несколько пирожков. Второй попутчик уже «организовал» черный железнодорожный чай.
Трапеза продолжалась недолго: новый пассажир, сорвав крышку, выбулькал все содержимое бутылки в подставленную ковшом нижнюю челюсть, забросил туда же пирожки, громко рыгнул. Придирчиво осмотрел чай, понюхал.
– На чифирь не тянет, за вторячок проканает, – буркнул он и в один прием выцедил огненную жидкость.
По вагону прокатился испуганный шепот:
– Это с зоны, с Череповецкой…
– Страшный-то какой…
– Убийца, наверное…
– Зачем их, таких-то, выпускают только?
– Видать, отсидел свое, вот и выпустили.
– А может, и сбег!
Соседи страшного пассажира куда-то испарились. А он привычно завесил нижнюю полку простынями, лег, выставив огромные ступни в проход: на левой было вытатуировано: «Они устали», а на правой: «Ходить под конвоем». Так и ехал до самого Ростова, только в туалет вставал. Два раза приходила толстуха в черном мундире – бригадир поезда, один раз с молоденьким милиционером. Люди в вагоне слышали их голоса: «постыдились бы!», «людей, вон, распугали!». И так далее. Потом они уходили. Все это время пассажир с тридцать третьего места, кажется, даже не просыпался.