— С твоим Чесноковым.

— Ну знаешь, могло быть хуже. Чесноков — телок такой, добрый, медлительный. А вообще человек порядочный.

— Короче, я думаю, пока не надо афишировать наше финансовое положение. Нашего дома он не видел…

— А как же он ее провожал?

— Миллер, ты устарел, как мамонт. Милка же на машине, она сама его домой возит. А тачка у нее барахляная, я специально такую купил, чтобы не жаль было бить, пока она нормально ездить не научится. Надеюсь, ты не рассказывал ему о состоянии наших дел?

— Успокойся, не рассказывал. Ладно, я понял, Чесноков не должен знать, что она богатая невеста. Все? Можно спать дальше?

Розенберг тяжело вздохнул в трубку:

— Нет. Милка считает, что он вот-вот ей предложение сделает. И она готова согласиться, представляешь? А мне что делать? Это же такая ответственность! Я же должен пристроить Милку в лучшем виде. Чтобы Ольга Алексеевна порадовалась.

Он часто говорил о жене как о живой.

Миллер потихоньку проснулся, сел на диване и энергично потер глаза.

— Извини, друг, но у тебя со страху за Милку мозжечок набок съехал. Попей таблеточки, а если не поможет, придется оперировать. От меня-то ты чего хочешь?

— Встретиться с тобой хочу, баран! Чтобы ты мне про этого своего Чеснокова все, что знаешь, выложил. Ясно тебе?

— Ясно.

— Ко мне на работу завтра можешь часа в четыре приехать? Посидим, коньячку попьем…

Что оставалось делать бедному Миллеру? Немного поворчав для порядку, он согласился.

Между тем сон ушел окончательно. Надев махровый халат, Дмитрий Дмитриевич отправился на кухню.

«Как быстро прошла молодость! — думал он, насыпая молотый кофе в турку. — Вот уже и дети друзей заводят романы…» А он все один, все мечтает о любви и счастье… Всю жизнь он гонялся за призраками. Ученые звания, признание коллег казались ему очень важными вещами, он добился их, но, добившись, понял, как мало они стоят. Он покорял вершину за вершиной только для того, чтобы убедиться, какая на них пустота. Считая себя великим человеком, он мечтал о великой любви, и женщина, казалось ему, должна быть ему под стать. Да, молодость прошла в погоне за химерами, пока не выяснилось, что счастье — это Таня и работа в районной больничке. Хотя он мог понять это гораздо раньше, жениться в двадцать лет на уютной, доброй девушке и уехать в деревню. А на свежем воздухе и мама, может, оправилась бы… Больная мать и малолетняя сестра послужили бы ему надежной гарантией от неудачного брака — за жениха с таким приданым пошла бы только самоотверженная, трудолюбивая и любящая девушка. Возможно, Миллер и не любил бы ее так страстно и мучительно, как Таню, но пережитые вместе трудности сблизили бы их так, как не может никакая любовь.

А теперь, конечно, время упущено. И остается только с этим примириться. Лучший способ сохранить душевный покой — не терзаться об утраченном, а радоваться чужому счастью. Вот у Милки роман со Стасом Чесноковым, дай Бог, чтобы у них все срослось… А Миллер всегда сможет дать им хороший совет, помирить, словом, стать для влюбленных эдаким добрым дядюшкой.

Он сменил обувь, надел халат и открыл дверь в операционное отделение. Администратор сказала ему, что Розенберг где-то там. Чувствуя себя неуютно, Миллер оглядел коридор, прикидывая, в какую дверь толкнуться. Без операционного костюма, колпака и маски не хотелось вламываться в операционную.