Он наклонился вперед и, заговорщицки подмигнув, крикнул:
— Эй, Латекс, спорим, что ты теперь не выпьешь этого вина!
Латекс подмигнул в ответ.
— Еще чего!
Он поднял котелок и шумно выпил, наблюдая за Матье. Лонжен ухмылялся, все улыбались. Они выпендриваются передо мной. Латекс поставил котелок и причмокнул языком:
— Еще вкуснее!
— Ну как? — спросил Гвиччоли. — Что ты на это скажешь? Разве мы не весельчаки? Разве мы не лихие ребята?
— И это еще не все, — сказал Гримо. — Ты еще не все видел.
Дрожащими руками он пытался расстегнуть ширинку; Матье нагнулся к Гвиччоли.
— Дай мне твой котелок, — тихо сказал он. — Я буду веселиться с вами.
— Он упал в таз, — раздраженно сказал Гвиччоли. — Тебе нужно его выловить.
Матье погрузил руку в таз, пошевелил пальцами в вине, пошарил на дне и вытащил полный котелок. Руки Гримо замерли; он посмотрел на них, потом сунул их в карманы и посмотрел на Матье.
— То-то! — смягчившись, сказал Латекс. — Я так и знал, что ты не удержишься.
Матье выпил. В вине были какие-то мелкие и бесцветные шарики. Он их выплюнул и снова наполнил котелок. Гримо добродушно смеялся.
— Кто на нас посмотрит, — сказал он, — нипочем не удержится — обязательно выпьет. Его завидки возьмут.
— Лучше пусть завидуют, чем жалеют, — сказал весельчак Гвиччоли.
Матье помедлил, спасая муху, увязшую в вине, потом выпил. Латекс смотрел на него с видом знатока.
— Это не пьянка, — заметил он, — это самоубийство. Котелок был пуст.
— Мне очень трудно опьянеть, — сказал Матье.
Он наполнил котелок в третий раз. Вино было густым, со странным сладковатым привкусом.
— Вы случайно туда не напрудили? — охваченный подозрением, спросил Матье.
— Ты что, спятил? — возмутился Гвиччоли. — Ты думаешь, мы можем испортить вино, а?
— Да нет, — ответил Матье. — А в общем, мне плевать. Он выпил залпом и отдышался.
— Ну как? — с интересом спросил Гвиччоли. — Теперь стало лучше?
Матье покачал головой:
— Пока нет.
Он взял котелок и, сжав зубы, наклонился над тазом и тут услышал за спиной насмешливый голос Лонжена:
— Хочет нам показать, что он повыносливей нас. Матье обернулся:
— Неправда! Я пью, чтобы развеселиться.
Лонжен сидел весь одеревеневший; повязка сползла на нос. Над повязкой Матье видел неподвижные округлые глаза старой курицы.
— Я тебя не слишком люблю, Деларю! — сказал Лонжен.
— Ты это уже говорил.
— Ребята тоже тебя не слишком любят, — добавил Лонжен. — Они при тебе робеют, потому что ты образованный, но не думай, что они тебя любят.
— За что им меня любить? — сквозь зубы процедил Матье.
— Ты все делаешь не как все, — продолжал Лонжен. — Даже напиваешься — и то по-другому.
Матье недоуменно посмотрел на него, затем повернулся и бросил котелок в стекло шкафа.
— Я не умею пьянеть! — громко сказал он. — Не умею — и баста. Вы же видите, что не умею.
Никто не проронил ни слова; Гвиччоли положил на пол осколок стекла, который упал ему на колени. Матье подошел к Лонжену, твердо взял его за руку и поставил на ноги.
— Что такое? Какое тебе дело? — крикнул Лонжен. — Занимайся своей задницей, эй ты, аристократ!
— Я пришел увести тебя, — настаивал Матье, — и я уйду с тобой.