Он протянул свою кружку Матье, чтобы тот ее наполнил.

— Нет уж, — возразил Матье, — ты уже и так нахлестался.

— Делай, что говорю! — крикнул Лонжен. — Делай, что говорю, прошу тебя! — Он добавил ноющим голосом: — Видишь, у меня хандра!

— Сто чертей! — крикнул Гвиччоли. — Дай ему скорее выпить, иначе он опять начнет к нам приставать со своим братцем.

Лонжен надменно взглянул на него:

— А почему бы мне не говорить о моем брате, если я хочу? Не ты ли мне запретишь?

— Ох, отстань! — взмолился Гвиччоли. Лонжен повернулся к Матье.

— Мой брат в Оссегоре, — объяснил он.

— Значит, он не солдат?

— Еще чего — он белобилетник. Сейчас прогуливается в сосновом бору со своей женушкой; они говорят друг другу: «Бедному Полю не повезло», и они милуются, думая обо мне. Что ж, я им покажу бедного Поля!

Он на минуту сосредоточился и заключил:

— Я не люблю своего брата. Гримо расхохотался до слез.

— Чему ты смеешься? — раздраженно спросил Лонжен.

— Ты, может быть, запретишь ему смеяться? — возмутился Гвиччоли. — Продолжай, дружок, — по-отечески сказал он Гримо, — веселись, смейся, мы здесь собрались повеселиться.

— Я смеюсь из-за своей жены, — пояснил Гримо.

— Плевал я на твою жену, — сказал Лонжен.

— Ты говоришь о своем брате, а я хочу поговорить о своей жене.

— А что с твоей женой? Гримо приложил палец к губам:

— Тсс!

Он наклонился к Гвиччоли и доверительно сказал:

— У меня жена страшна, как черт. Гвиччоли хотел было что-то сказать.

— Ни слова! — повелительно сказал Гримо. — Страшна, как черт, и нечего тут спорить. Подожди, — добавил он, приподнимаясь и пропуская левую руку под ягодицы, чтобы добраться до заднего кармана брюк. — Я сейчас тебе ее покажу, будешь блевать от омерзения.

После нескольких бесплодных попыток он опять сел.

— Повторяю, она страшна, как черт, поверь мне на слово. Я же не буду тебе врать, какой мне в этом интерес?

Лонжену стало любопытно.

— Она действительно такая страшная? — спросил он.

— Говорю тебе: как черт.

— А что в ней безобразного?

— Все. Сиськи до колен, а зад до пяток достает. А если б ты видел ее кривые ноги, кошмар! Она может мочиться, не раздвигая ног.

— Тогда, — сказал Лонжен, — ты мне ее перепульни, такая баба как раз для меня, я всегда вожжался только со страхолюдинами, красотки — для моего брата.

Гримо лукаво прищурился.

— Нет уж, я тебе ее не перепульну, мой дружочек. Потому что если я тебе ее отдам, не факт, что я найду другую, поскольку я тоже не красавец. Такова жизнь, — заключил он, вздохнув. — Нужно довольствоваться тем, что имеешь.

— «Такова, — запел Минар, — такова жизнь, которую ведут добрые монахи».

— Такова жизнь! — повторил Лонжен. — Такова жизнь! Мы мертвецы, вспоминающие свою жизнь и, сучья мать, жизнь у нас была не шибко красивая.

Гвиччоли бросил свой котелок ему в лицо. Котелок слегка коснулся щеки Лонжена и упал в таз.

— Смени пластинку! — злобно рявкнул Гвиччоли. — Мне тоже тошно, но я никому в душу с этим не лезу. Мы сейчас веселимся, усек?

Лонжен повернул к Матье отчаянные глаза.

— Уведи меня отсюда, — тихо сказал он. — Уведи меня отсюда!

Матье нагнулся, чтобы схватить его под мышки, но Лонжен извивался, как уж, и вывернулся. Матье потерял терпение.