— Шале… Шале…

— Да, — говорит Брюне, — его фамилия тебе ничего не говорит: за пределами партии он мало известен, но он человек влиятельный. В тридцать девятом году был депутатом, его бросили в тюрьму, а потом прямо оттуда погнали на передовую.

Шнейдер молчит. Брюне продолжает:

— Я рад, что он здесь. Очень рад. Всегда все решать одному — это прекрасно, но… Но какую позицию следует занять по отношению к свободной Франции? Я тебе говорил, что это меня тревожило. А он должен знать: у него были контакты с товарищами.

Он останавливается. Шнейдер, багровый, с полузакрытыми глазами, кажется спящим. Брюне стукает его каблуком по икре:

— Ты меня слушаешь?

— Да, — отвечает Шнейдер.

— У Шале много опыта, — говорит Брюне. — Но это совсем не тот опыт, что у меня: он сын пастора, интеллектуал. Он всегда редко посещал собрания и сохранил пуританские черты характера. Но у него холодный ум. И он знает, чего хочет.

Брюне выбивает трубку в печку и заключает:

— Он будет здесь очень полезен.

Брюне останавливается. Шнейдер настораживается, как будто прислушивается к шуму извне.

— Что это с тобой? — нетерпеливо спрашивает Брюне. Шнейдер улыбается:

— Честно говоря, смертельно хочу спать. Прошлой ночью я из-за холода не сомкнул глаз.

— С сегодняшнего вечера будешь спать здесь, — повелительно говорит Брюне. — Это приказ.

Шнейдер открывает рот, по коридору кто-то идет, и он молчит. На его губах играет странная улыбка.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Брюне.

— Там будет видно, — отвечает Шнейдер. — Впрочем, если ты вечером это повторишь, подчинюсь с удовольствием.

Шаги приближаются, в дверь стучат. Он умолкает, он будто чего-то ждет.

— Войдите!

Это Шале. Остановившись на пороге, он смотрит на них.

— Ты нас заморозишь, — говорит Брюне. — Дверь закрой.

Шале делает шаг вперед и останавливается; он смотрит на Шнейдера. Потом, не переставая смотреть на него, ногой закрывает за собой дверь.

— Это Шнейдер, мой переводчик. — Брюне поворачивается к Шнейдеру. — А это Шале.

Шнейдер и Шале смотрят друг на друга. Шнейдер все еще такой же красный. Он медленно, вяло встает и смущенно говорит:

— Ну, я пошел.

— Останься, — говорит Брюне. — С жары сразу в холод — заболеешь.

Шнейдер не отвечает. Шале произносит четким голосом:

— Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Брюне хмурит брови, потом добродушно улыбается,

поднимает руку и тяжело опускает ее на плечо Шнейдера. Лицо Шнейдера остается по-прежнему вялым и невыразительным.

— Это мое доверенное лицо, — поясняет Брюне. — Все, что я здесь делаю, я делаю с ним.

Шале совершенно неподвижен, он больше ни на кого не смотрит, кажется, он ко всему равнодушен. Шнейдер выскальзывает из-под руки Брюне и, волоча ноги, подходит к двери. Дверь закрывается. Брюне долго смотрит на дверную ручку, потом поворачивается к Шале.

— Ты его оскорбил!

Шале не отвечает, Брюне злится.

— Послушай-ка, Шале… — сурово начинает он. Шале поднимает правую руку, прижав локоть к боку,

Брюне умолкает. Шале говорит:

— Это Викарьос.

Брюне непонимающе смотрит на него, Шале продолжает говорить. Внешне он холоден, но его звучный голос трибуна весьма выразителен.