- Мы уходим, Кубады, - сказал Ахмед, тронув его за плечо.

- Твердости вашим рукам и зоркости вашим глазам, а народу галгайскому, после испития чаши страданий, - возвращения! Пусть печальный сегодняшний день станет хорошим предзнаменованием для него!

Кубады сложил свой фандыр в мешок, повесил за спину и потянул Урузмага за рукав.

- Пошли.

- Подожди, Кубады. Я хочу их поблагодарить за то, что отпустили меня с миром, хотя я…

- Сегодня они не примут твоих извинений. Они знают, что ты пришел помолиться за их погибель. Их сердца - открытые раны. Не сыпь туда еще и соли, Урузмаг. Этих людей чужеземцы превратили в бездомных волков. Пошли. Но все это пройдет, как большой обвал… останется память… память… память о сегодняшнем дне - что хуже всего… они это не забудут никогда… О, ты сегодня, такое…

Старики- осетины двигались по направлению к дороге, а вооруженные люди провожали их взглядами. Один -высокий, статный, красивый и холеный, другой - изнуренный бездомной жизнью, еле волочащий ногами.

Кубады замедлил шаг и остановился. Урузмаг потянул его:

- Не останавливайся, надо быстрее уходить отсюда.

- Я хочу у них что-то спросить. Это очень важно.

- Зачем это тебе, Кубады? Все равно мы их больше никогда не увидим.

- Может и так, Урузмаг, что мы друг друга больше не увидим, но нас увидят многие в будущем…

Кубады повернулся к поляне лицом.

- Вы можете меня услышать, галгаи?

- Да, Кубады, мы еще здесь.

- Тогда ответьте, галгаи, на мой вопрос: а если бы вы были на нашем месте, а мы на вашем, вы согласились бы испить чашу проклятья? - Кубады поднял лицо к небу, дожидаясь ответа.

- У нас нет ответа на твой вопрос, Кубады.

- Почему?

- Мы никогда не будем на вашем месте, а вы - на нашем. Так уж сложилось изначально.

Кубады опустил голову на грудь, покрутил в руке посох.

- Правда это, галгаи: вас - избрал Царь Небесный, нас - избрала земная власть.

- Что они сказали? - спросил Урурзмаг.

- То, что скажут в Судный День, - и зашагал прочь. - Я хотел найти хоть маленькое оправдание для наших, но они догадались…

Дорога в Ангушт идет по Камбилеевскому ущелью по-над рекой.

У входа в ущелье на утесе растет старая дикая груша; ветви ее нависают на дорогу.

Один из мародеров подвесил высоко на ветке полуобгоревшую ингушскую детскую колыбель. А мстители повесили рядом на другой ветке тот злосчастный рог с двумя дырками от пуль отряда Хучбарова Ахмеда.

Нашелся- таки отчаянный человек, который не перенес того, что осетинский ритуальный рог повешен на позор. Он прискакал средь белого дня к утесу, привязал коня и полез на дерево, протянул было руку за рогом -тут его сразила пуля снайпера. Бедолага свалился замертво на землю. Потом смельчаков долго не находилось для такого подвига.

Послали из города курсантов военного училища, целую роту. Когда они прибыли на место, ингушская колыбель раскачивалась на ветру, а рога не было, его кто-то снял и унес.

Постреляли налево и направо и вернулись в город. Вечером в НКВД сообщили, что рог опять висит на своем месте.

Это продолжалось до самой весны 1944 года. В начале мая темной ночью мстители сняли с груши и колыбель и ритуальный рог. Рог сожгли на костре, а колыбель заботливо починили, нарядили и поставили на своей тайной базе. Мстители любили качать колыбельку, напевая мотив.