- Нет. Ноги меня не слушаются. Мне плохо!

- Тогда послушай мою песню, Урузмаг, это может успокоить тебя. Ты все еще трясешься? Ты слышал про поэта Коста?

- Да. Плохи наши дела, Кубады. А если они сюда придут?

- Они сюда обязательно придут. Но мои дела, Урузмаг, таковы, какими были всегда: не лучше и не хуже.

Кубады воткнул посох в мягкую землю, снял со спины мешок с фандыром, поставил у ног и стал неторопливо развязывать узел.

Это был старый фандыр, верный как старый друг. Кубады ударил ногтем пальца по верхней деке - фандыр отозвался чистым звуком дерева и струн.

- Неужто, будешь петь, Кубады? Вон они идут.

- Я им ничего плохого не сделал и, видит Бог, не желал. А петь - моя обязанность, но петь честно, озвучивать правду:

Горы родимые, плачьте безумно,

Лучше мне видеть вас черной золой.

Судьи народные, падая шумно,

Пусть вас схоронит обвал под собой.

Пусть хоть один из вас тяжко застонет,

Горе народное, плача, поймет.

Пусть хоть один в этом горе потонет,

В жгучем страданье слезинку прольет.

Цепью железной нам тело сковали,

Мертвым покоя в земле не дают.

Край наш поруган и горы отняли…

…

Отряд вооруженных людей вышел на поляну и остановился перед Кубады. Хмурый ингуш с карабином глубоко вздохнул, когда певец допел куплет до конца.

- Галгаи, это вы?

- Мы, Кубады, мы, - ответил Ахмед Хучбаров.

- Что мне сказать вам в этот день? Мое сердце плачет - мои струны плачут.

- Ты уже сказал, что думал своей песней.

- Разве вы знаете осетинский язык?

- Нет, Кубад, осетинского языка мы не знаем, но мы знаем язык песен.

- Я рад, что вы меня поняли. Это слова Коста. Я их просто пропел.

- Спасибо тебе, Кубады. Чувство сострадания для нас теперь ценнее всех богатств земли, но этому старцу мы спасибо не скажем, - голос Ахмеда стал жестче.

- Да, галгаи, он не заслуживает слов благодарности. Но вы его не трогайте, и это запишется вам в Судный День.

- Что ты Кубады? Побереги нас Бог от крови старца, даже такого, как он. Но кинжал мы с него снимем, как трофей. Как никак он враг, а врага или убивают, или разоружают.

- Правильно, кинжал снимите. И еще, галгаи, тут где-то на земле лежит ритуальный рог. Я слышал, как он упал. Найдите его.

- Вот он лежит. В нем две дырки от наших пуль. Мы в него целились.

Кубады запрокинул лицо и довольный улыбнулся.

- Что вы с ним сделаете, галгаи?

- Мы его повесим на дикой груше у дороги в Ангушт, пусть его многие увидят.

- Правильно, повесьте. А я на рынке об этом роге спою песню, больше я для вас ничего не могу сделать.

- Храни тебя Бог, Великий Певец. Твой голос немного согрел нам душу.

- Слезай оттуда, Урузмаг, пойдем туда, где нас, стариков, могут обогреть и накормить.

- Они нас не убьют, Кубады? Как хорошо, что ты знаешь их язык!

- Глуп ты очень, Урузмаг, хоть и дожил до глубокой старости. Галгаи никогда не поднимают руки на детей, женщин и старцев.

Кубады выставил вперед руки и поймал Урузмага за чоху, развязал его пояс с кинжалом и протянул ингушам:

- Берите, галгаи, свой трофей. С него этого достаточно.

- Тут еще белая шапка лежит на земле.

- Отряхните и наденьте ему на голову. Теперь без ритуального рога и кинжала он просто старик.