Я ерничаю, упиваюсь цинизмом, ведь иначе просто сорвусь и наговорю куда более грубых вещей.
— Ты совсем не изменилась, — отступая, говорит он. Рассматривает меня с видом человека, знающего какой-то лишь одному ему известный секрет. — Ты все та же эгоистичная Ева, которая делала лишь то, что укладывалось в рами ее понятия о правильном и неправильном.
— Люблю постоянство.
— Ты очень любишь себя. Ты не любишь людей, Ева, ты любишь то, как ты в них отражаешься. А кривые зеркала просто выбрасываешь. Но имей в виду: я найду способ видеться с дочерью, хочешь ты того или нет. Я не стану твоим кривым зеркалом.
Последнее, что я помню: звук пощечины, поставившей точку в нашем странном разговоре. Пощечину — и синие глаза Андрея, в которых не было ничего, кроме обещания превратить мою жизнь в кошмар.
Глава семнадцатая: Осень
— Все в порядке? — спрашивает Ян с обеспокоенным видом и протягивает руку через весь стол, чтобы осторожно сжать мою ладонь. — У тебя руки ледяные.
Не знаю, есть ли между этим какая-то связь, но после того разговора с Андреем я чувствую себя из рук вон плохо. И моя температура держится в районе тридцати шести градусов, хоть при этом меня почти постоянно колотит озноб. Даже пришлось подыскивать на время человека, который бы садился за руль, потому что сама я просто не в состоянии.
Четверг, половина третьего дня. Вторые сутки после того, как Андрей снова вторгся в мою жизнь, на этот раз с огромной кувалдой, и практически вдребезги разбил мою уютную ракушку. Я чувствую себя совершенно голой, беспомощной, как выброшенный на берег необитаемого острова кит, и нет ни единой живой души, которая могла бы мне помочь.
Но я улыбаюсь, и даже успешно играю все ту же счастливую и довольную жизнью Еву. Ведь о чем мне грустить? Тематический вечер прошел удачно, в интернете куча хвалебных отзывов и «Меланхолия» еще немного подняла планку своего престижа. Я успешная деловая женщина, я сильная личность и замечательная мать. Я нравлюсь сидящему напротив умопомрачительно красивому богатому мужчине, который, кажется, всерьез намерен взять меня штурмом и даже приготовил веревочную лестницу из цветов, по которой будет взбираться на стены моего безразличия.
Это все — Ева Шустова.
А я… Я просто кит на берегу и с каждой минутой мне все тяжелее дается каждый вздох.
После разговора с Андреем, я написала Ветру, что не смогу забрать его подарок, и он может вернуть его, если хочет. В ответ получила сообщение о том, что не в его правилах переигрывать и не случится ничего страшного, если я заберу подарок завтра или в любой другой удобный для меня день. Длинное, спокойное сообщение. Безликое, сухое, как деловая переписка. И после него — тишина. Не пишу я, молчит он.
— Просто неважно себя чувствую, — говорю с натянутой улыбкой. Мне приятно его беспокойство. Действительно приятно, ведь Ян единственный человек в моем окружении, который никак от меня не зависит, и о котором мне не нужно заботиться.
— Тебе нужно больше отдыхать, Ева, — говорит он, пытаясь переплести свои пальцы с моими.
Я правда пытаюсь найти в себе хоть каплю желания ответить на его нежность искренностью. Но все-таки медленно освобождаю ладонь. Мне не нужен физический контакт.