Игнорируя обоих, Баронесса достала из контейнера с едой два огуречных кружочка и, устроившись на тахте в углу кабинета, положила их на глаза.

– Время для моего девятиминутного восстановительного сна, – объявила она. – Эстелла, сложи мой обед.

«Она знает моё имя!» – подумала Эстелла, быстро делая, что велено. Она ни разу не слышала, чтобы Баронесса называла кого-то из мастерской по имени. Как это понимать? Неужели что-то изменилось?

Складывая остатки еды обратно в контейнер, Эстелла повернулась к Баронессе.

– Хорошо, – сказала она.

В то же мгновение Роджер произнёс:

– Я могу...

Но никто из них не был удостоен ответом. Баронесса провалилась в сон.

Обменявшись взглядами, Эстелла и Роджер тихонько вышли из кабинета. Эстелле была знакома поговорка «Не буди лихо, пока оно тихо». Если то, что только что произошло, можно считать поворотным моментом в их с Баронессой отношениях, лучше не рисковать.

Эстелла лишилась покоя. Хотя Баронесса продолжала бросать ей крохи внимания, Эстелла понимала, что может потерять её благосклонность в любой момент. От этого постоянно во время работы и особенно при каждом поручении её нервы были натянуты как струна. И это утро не было исключением. Выйдя на балкон перед самым обедом, Баронесса пригласила, или, точнее, приказала Эстелле составить ей компанию.

Некоторое время спустя Эстелла очутилась на заднем сиденье автомобиля Баронессы. Кивнув на альбом, который Эстелла всегда носила с собой, Баронесса велела ей доработать один старый набросок.

Баронесса откинулась на обитую роскошной кожей спинку пассажирского сиденья рядом с Эстеллой и принялась за свой обед. Эстелла тем временем взялась за работу.

Они двинулись по городским улицам, и автомобиль подпрыгнул на кочке. Баронесса, казалось, восприняла состояние дорог как личное оскорбление. Её взгляд упал на альбом на коленях Эстеллы.

– Может, добавить подкладку? – произнесла она.

Эстелла наклонила голову набок. А это идея.

– Можно использовать тюль, чтобы добавить пышности, – предложила она, развивая мысль Баронессы. – Придать объём.

Баронесса кивнула и, съев последний кусок, выбросила то, что осталось от обеда, в окно. Поймав удивлённый взгляд Эстеллы, Баронесса пожала плечами.

– Это соседям, – сказала она. – Они меня на дух не переносят. Самодостаточная женщина. Богатая выскочка. Так что, раз уж они всё равно меня ненавидят, так у них хотя бы будет на то причина. – Увидев ворота поместья Ипсвич, Баронесса выпрямилась. – А, вот мы и на месте, – произнесла она.

Преодолев гигантские ворота, машина двинулась к поместью. Эстелла смотрела во все глаза. По обе стороны цвели идеально ухоженные посадки, ни один листочек и лепесток не выбивались из стройной картины. Даже гравий, которым была усыпана дорожка, казалось, был выровнен таким образом, чтобы не осталось и кочки. Но всё это меркло на фоне огромного особняка. Его украшали десятки окон, и он был на целый этаж выше всех окрестных домов. У дверей поместья выстроился ряд слуг.

Машина остановилась. Баронесса отмахнулась от предложенной водителем руки. Не удостоила вниманием и слуг. Она направилась прямо в дом, сбрасывая перчатки и шляпу по пути. Пара телохранителей, которые никогда не отходили от неё далеко, держались рядом. Трио далматинцев устремилось к Баронессе, громко лая, чтобы привлечь к себе её внимание. Баронесса сделала вид, что не заметила их. Эстелла, еле поспевая за ней, не сводила с псов глаз. Вообще-то она любила собак, но к далматинцам у неё было особое отношение. С той самой ночи, когда три представителя этой породы убили её мать. Поглядывая на животных, которые стояли сейчас рядом с Баронессой, Эстелла с трудом сдерживала тошноту.