Выехали вечером. Ночью стала барахлить электроника: нет зарядки, фары светят слабо, магнитофон «умер». Недалеко от Тольятти остановились возле кафе, попили кофе, выходим, а машина не заводится – аккумулятор «сел». Тут к кафе подъезжает машина с нетрезвой компанией внутри. Мы договорились «прикурить» от их аккумулятора, дали за услугу сто рублей и двинулись дальше, с еле горящими фарами и без музыки. К утру были возле Волгограда. Нашли электрика, устранили неполадку и снова в путь… К ночи мы приехали в Ростов. На выезде из Ростова, на посту, гаишники нас полностью переворошили – сами понимаете: два молодых парня из Татарстана едут непонятно куда, непонятно зачем. В общем, несмотря на все приключения, утром следующего дня, мы уже подъезжали к Переправной. Поворачиваю к знакомым воротам, останавливаюсь, выходим из машины, а из ворот выезжает Любовь Ивановна на машине и уезжает. Как два истукана проводили ее взглядом, подходим к воротам, а там надпись: «Асеева Любовь Ивановна приемы не ведет. Просьба не беспокоить!» Представьте наше состояние! Стоим напротив ворот и не знаем, что делать дальше. Из ворот вышла девушка. Мы к ней подошли, объясняем ситуацию, а она говорит:

– Все бесполезно. Она уехала. Приемы не ведет, можете ехать домой.

Я не успокаиваюсь:

– Это очень важно, два года назад я был здесь, мне сказали приехать…

Она:

– Ничем помочь не могу, – и ушла.

Я говорю Диме:

– Садись в машину, сейчас догоним.

Гоню, как могу, сам не зная куда, а про себя думаю: «Ну и что? Даже если догоню, к обочине прижму что ли? Подумает, что бандиты…»

Дима говорит:

– Тормози. Сейчас посидим, подумаем что дальше делать, – сидим, тупо смотрим в никуда, и тут как тут моя совесть:

– Экий эгоист, что за поведение?

– Она же сама сказала, через два года… – пытаюсь апеллировать я.

– Это же тебе нужно, а не ей. Езжай обратно и жди спокойно.

В Мостовом мы заехали в автосервис, нашли ночлег, поели, помылись и поехали обратно к воротам.

Подъехали… Никого. Решили съездить на речку. На речке походили босиком по воде, пофотографировали, и заодно я решил помыть машину. Совесть по этому поводу возмутилась, говорит: «Ну вот, еще и речку загрязняешь». Машину всю помыл, остались только колеса. Решил заехать задом в речку, сполоснуть колеса и выехать, но не смог. Застрял, причем «наглухо». Стало быстро темнеть, и тут, вдоль посадки едет «джип»… Димка побежал наперерез и уговорил водителя вытащить нас. Зацепили трос; сижу за рулем; «джип» начал тянуть и вдруг: «Бум!» – металлический удар, и звук разбитого стекла. Выхожу из машины, смотрим: у «джипа» вырвало буксировочный крюк и он, как из арбалета, угодил прямо в кромку капота, разбив стекло правой фары. Чуть выше – и лобового стекла бы не было. Мы с Димоном смеемся, а я говорю: «Вот черт меня дернул полезть в речку». Так я поплатился за загрязнение окружающей среды. «Джип» нас все-таки вытащил, мы переночевали в Мостовом, а затем два дня дежурили напротив ворот в Переправной. Любовь Ивановна приезжала, уезжала, а на нас – «ноль» внимания.

На третий день, когда она вновь приехала, перед воротами машина остановилась, и к нам подбежала ее дочка. Спросила, зачем мы тут стоим. Мы все объяснили. Она сказала, что Любовь Ивановна будет принимать с двадцать восьмого числа в Ростове-на-Дону, и дала нам адрес. Только гораздо позже, ближе узнав ее, я понял – так убирали мою гордыню. Она прекрасно видела нас и помнила меня. Но как я приехал? Уверенный, что меня здесь ждут. А ведь она меня не приглашала, только сказала, что мы через два года увидимся. Кстати, сейчас стыдно за свое поведение. Тогда же радости нашей не было предела! Но до двадцать восьмого было еще четыре дня. Димка ни разу за двадцать четыре года не был на море, и мы решили съездить. Поехали в Туапсе. Получили массу положительных эмоций от красоты пейзажа горной дороги, искупались в море, погуляли по городу.