Он нагнулся за чемоданом, проверил, что крышка не отвалилась от удара, подобрал белье и сложил аккуратной стопочкой, но как только обернулся к шкафу за сорочками, все снова полетело на пол.

– Никуда ты не пойдешь!

Федор пожал плечами.

– Я же тебя уничтожу, тварь!

Глаза жены были совершенно белыми от ярости. «Будто сваренные вкрутую, как у рыбины в супе!» – некстати подумал Федор.

Татьяна с силой пнула валяющийся на полу чемодан:

– Уничтожу! Раздавлю, как клопа, размажу так, что ты пожалеешь, что вообще родился!

– Хорошо, поступай, как знаешь.

– Ты просто еще не представляешь, что я могу сделать с тобой и с твоей бабой!

Федор сел на краешек кровати и предложил поговорить как взрослые люди, но в ответ получил только новую пощечину.

– Таня, а не ты ли еще пару месяцев назад ратовала за интеллигентные разводы?

– Поуказывай мне еще, сволочь!

– Давай я уйду, – предложил Федор, – а официально разводиться пока не будем, если хочешь. Так устроит?

– Меня устроит нормальная семья!

– Ну вот видишь, не получается. Никак не выходит.

Жена пнула пустой чемодан с такой силой, что он вылетел в коридор:

– Ты нитки отсюда не возьмешь!

Федор пожал плечами:

– Ладно, если тебе нужны мои трусы, пожалуйста, забирай. Я все равно уйду, Таня, так или иначе.

Татьяна вдруг взглянула так, что Федору стало не по себе.

– Хорошо, убирайся, – с этими словами она вышла из комнаты.

Федор наскоро бросил в чемодан смену белья, пару сорочек, бритвенный станок и зубную щетку, проверил документы. Из кухни потянуло табачным дымом. Федор заглянул. Жена стояла возле окна, кутаясь в пуховый платок. Рука с сигаретой дрожала.

– Таня, прости меня.

– Я тебя уничтожу, – глухо сказала Татьяна, не оборачиваясь, – уничтожу.

– Твоя воля.

Надев ботинки, Федор в последний раз осмотрелся, ведь надо что-то почувствовать, когда навсегда покидаешь дом, но сердце молчало, будто он уходил из скучных нелюбезных гостей.

Открыл уже дверь на лестницу, но тут внезапно ожил телефон, и Федор решил ответить последний раз.

Оказался оперативный дежурный со страшной новостью: обрушилось крыло вновь построенной больницы, слава богу, еще не сданной в эксплуатацию, поэтому, кажется, без жертв, но точно это будет известно, только когда разберут завалы.

Федор отказался от служебной машины, поехал на своей и до пяти утра работал на месте происшествия.

Причина трагедии была ему ясна как день – стремились отрапортовать к какой-нибудь круглой дате, вот и гнали словно сумасшедшие, не забывая тем временем на каждом уровне подворовывать. Так нет ничего удивительного в том, что слепленное тяп-ляп из половины положенного по проекту материала здание не устояло на земле. Законы физики, увы, неумолимы, в отличие от человеческих, и завтра Федору Константиновичу позвонят, погрозят пальчиком, и тронуть можно будет только низшее звено этой цепи, прораба, укравшего мешок цемента себе на дачу, или вообще работягу, якобы по пьяни забывшего добавить в раствор какой-нибудь важный ингредиент.

Так, может, и пусть его? Пусть Танька носится по всем кабинетам как ужаленная и поносит неверного мужа, если ей от этого легче. У него самого не хватит силы духа отказаться от должности, но если Татьяна добьется его увольнения, то вдруг оно обернется к лучшему?.. Никого больше не придется покрывать и выгораживать, а там, глядишь, и забитая совесть выползет из подвала и задышит полной грудью. Ведь была же она у него когда-то… Не могла не быть.