Федору и самому надоело быть прикованным к постели, он быстро начал подниматься, но не мог долго устоять на слабых дрожащих ногах. Татьяна заставляла его делать специальную зарядку, упражнения для которой записала и зарисовала в своей тетрадке у местного инструктора ЛФК. По правилам, физкультурник должен был сам заниматься с Федором, но у него было слишком много других больных.
Сгибая и разгибая по команде Татьяны ноги, Федор думал, что здесь определенно что-то не так. Больничка народная, сто процентов он здесь самый именитый и сановитый пациент, и инструктор просто не мог поступить иначе, чем отодвинуть других больных ради него. Странно и то, что никто не докучает ему вполне житейскими, но слегка противозаконными просьбами. Медики ведь тоже люди, кому надо машину снять с учета, кому вернуть права, кому что. И когда ты спас жизнь прокурору, то не воспользоваться этим просто грех. А тут тишина… Или штат целиком укомплектован подвижниками, считающими, что спасенная жизнь – лучшая награда за труд?
Он старался быть вежливым с соседями по палате, но в его сознании они оставались Борода, Матерщинник и Алкаши в пижамах, и к детализации он не стремился, а Татьяна перезнакомилась не только с ними, но и с женами, образовав что-то вроде коалиции. «Я сегодня задержусь попозже, покормлю вашего ужином, а вы завтра тогда из-под моего утку вынесете, если я не успею». Просто удивительно, куда девался весь ее снобизм.
Загадка объяснилась довольно скоро. Измучив его гимнастикой и накормив ужином, Татьяна уехала, а Федор решил попробовать дойти до туалета, который, хоть и располагался прямо возле палаты, пока оставался для него недосягаемой мечтой, а необходимость оправляться под себя доставляла ему больше мучений, чем другие физические страдания.
Он давно порывался осуществить эту дерзкую вылазку, но Татьяна говорила, что пока рано, разрешала только несколько шагов вокруг кровати.
Федор и сам чувствовал, что рано, и все-таки, подбодрив себя несколькими излюбленными словами соседа по палате, тронулся в путь, но посреди палаты закружилась голова, ноги подогнулись, и он едва не упал. По счастью, рядом оказался один из Алкашей, он подхватил его и довел до кровати.
С трудом отдышавшись, Федор полежал, поглядел в потолок, а когда на душе стало совсем кисло от собственной немощи, решил чем-нибудь развлечься.
На тумбочке лежала книжка жены – все тот же томик Диккенса, и, взяв его, Федор с чем-то похожим на признательность подумал, что в заботах о нем чтение у Татьяны продвигается небыстро.
Он надеялся, что будет «Пиквикский клуб», но оказалась «Крошка Доррит», произведение печальное и почти не смешное. Федор разочарованно вздохнул, но быстро выяснилось, что читать он все равно не может, через пару абзацев буквы начинают расплываться перед глазами. Оставалось только, как в глубоком детстве, смотреть картинки и по ним вспоминать подробности сюжета.
В свое время Федор подписался на Диккенса только потому, что иметь полное собрание сочинений этого автора у себя дома считалось престижным. Ленка с Татьяной зачитывались, а он просто с удовольствием смотрел на красивые корешки. Получив очередной том, Лена сразу нырнула в него с головой, а на следующий вечер в квартире раздался протяжный крик разочарования. Оказывается, последний роман «Тайна Эдвина Друда», не был закончен автором, Диккенс не оставил даже черновиков, из которых можно было бы узнать, в чем состояла тайна заглавного персонажа, а Ленка так прониклась, что неизвестность была для нее мучительна. В том же томе были опубликованы статьи, в которых известные литературоведы предлагали свои варианты развязки, но ни один из них не устроил дочь.